P.S. Я тебя ненавижу - Лорен Коннолли

Джош был моим братом. Я любила его больше всех. Значит, логично, что и боль моя должна быть самой сильной.

Но теперь, держа в голове ту папку, я наконец-то могу отделить скорбь Дома от своей. Теперь его боль существует сама по себе — зияющая рана, которую он, вероятно, пытается удержать закрытой одним лишь усилием воли.

Я могу представить, как он разговаривает сам с собой, рычит, требовательно, непреклонно. Перестань страдать, сказал бы он, как будто всё так просто. Возможно, даже был момент, когда он посмотрел Джошу прямо в лицо и потребовал: Перестань болеть раком.

Он бы так сделал. Этот самоуверенный ублюдок.

Эта мысль подкатывает к горлу странным, ужасным пузырём смеха.

— Мэдди?

Я поворачиваюсь к человеку, который целиком заполнил мои мысли, и встречаю его обеспокоенный взгляд, глубокую складку между бровями.

Чёрт. Я хочу его обнять.

Но я не могу. По куче причин. Поэтому делаю следующее лучшее, что могу.

— Если увидишь стюардессу, позови её? Хочу джин-тоник.

Его лицо чуть расслабляется, и он кивает, решительно, уверенно.

— Конечно.

Прекрати, хочется умолять. Прекрати, пока я снова не начала влюбляться.

Когда через минуту он протягивает мне напиток, я осушаю половину стакана одним глотком. Но даже алкоголь не помогает избавиться от соблазна наклониться ближе и попросить его взять на себя ещё что-нибудь.

Пусть навяжет мне свою удушающую, невыносимую, заботливую волю.

Не делай этого, напоминаю себе.

Дом думает, что ему нужно быть главным. Контролировать всё. Заботиться обо всех вокруг.

Но я думаю, что ему на самом деле нужен кто-то, кто напомнит, что заботиться нужно и о себе.

Глава 21

— Чёрт. Я не хотела ночевать здесь.

Наш самолёт стоит так близко к зданию, но всё никак не подъедет. Я смотрю, как минуты на телефоне утекают. В отличие от стыковки Дома, больше сегодня рейсов в Сиэтл нет.

Обычно перенести вылет на завтра не было бы проблемой, но утром у нас очная встреча персонала. Памела впадёт в панику, если меня там не будет, а я терпеть не могу подводить на работе.

— Ты не опоздаешь на свой рейс. — Дом смотрит в телефон, и я вижу на экране карту аэропорта.

— Он на другой стороне терминала. А посадка заканчивается через… — я наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть время, — двадцать минут. Они даже двери не открыли.

Некоторые, может, и смогли бы добежать, но не те, у кого хроническая астма, тяжёлая ручная кладь, набитая сувенирами из городов-призраков для жадных друзей, и два джина с тоником, плескающихся в желудке.

Надо было остановиться после первого, но меня тянуло коснуться Дома, хоть как-то успокоить себя. Нужно было чем-то занять руки, заглушить этот внезапный прилив нежности.

Помнишь тот раз, когда секс с тобой был настолько плох, что Дом на следующий день сделал предложение другой женщине?

Но потом он протянул мне свой крошечный пакетик с крекерами, и сердце тут же решило, что эта солёная закуска решила все проблемы, а я должна расстегнуть ремень, сесть к нему на колени и обнять.

Так что я пила. И теперь не в том состоянии, чтобы мчаться через терминал с чемоданом, пытаясь не задохнуться.

— Они уже почти открывают. — Дом кивает на окно, где телетрап медленно приближается к нашему самолёту. — Нам не надо бежать. Расстояние можно осилить. Я понесу твой чемодан. Пойдём быстрым шагом, и ты успеешь. Доставай ингалятор.

Чёрт. Почему Дом, отдающий приказы, внезапно кажется таким чертовски сексуальным? Обычно мне хочется спорить с ним во всём, чтобы доказать, что он мной не управляет. Но сейчас я уже вытаскиваю рюкзак из-под кресла, встряхиваю ингалятор, вдыхаю дозу лекарства и готова следовать за ним хоть к чёрту на рога.

Дерьмо. Читая то дело, я совершила ошибку.

Теперь я не могу игнорировать тот факт, что каким бы доминирующим ни был Доминик, его стремление контролировать всегда исходит из заботы. Скорее всего, это началось, когда на его плечи взвалили ответственность за двух младших братьев, сделав его фактически их нянькой.

На Дома слишком рано навалили слишком много. Теперь он проявляет любовь, заботясь о людях.

И сейчас он заботится обо мне.

Дом уже поднялся в проход, как только загорелся сигнал, позволяющий отстегнуть ремни. Он закидывает лямки своих сумок на плечи, вытаскивает мой чемодан из верхнего отделения. Благо мы в первом классе, перед нами всего один ряд пассажиров.

— У нас пересадка, — говорит он, встретившись взглядом с четырьмя деловыми мужчинами, которые по всем правилам должны были выйти первыми. Но они остаются на местах, смирившись под тяжестью его взгляда.

Вот тут его почти двухметровый рост действительно в тему.

Щелчок, смена давления. Бортпроводница машет нам рукой, и Дом делает шаг назад, давая мне возможность выскочить перед ним.

— Это не проблема, — говорю я, пока мы мчимся по телетрапу. — Я могу взять номер в отеле и улететь утром.

— Я тебя здесь не оставлю. Давай. — Войдя в здание аэропорта, Дом выдвигается вперёд, его внушительная фигура рассекает поток людей.

Внезапное тепло пробегает по моей руке, и я осознаю, что Дом, сменяя позиции, схватил меня за руку и переплёл наши пальцы.

Он несёт обе свои сумки, мою, и при этом ведёт меня вперёд, легко, но неумолимо. Его шаги по-прежнему широкие, но я чувствую, что он специально держит темп, который я могу выдержать. Быстро, но без необходимости переходить на бег.

— У чемодана есть колёса! — кричу я сквозь шум толпы и объявления.

Но он продолжает держать его за ручку, а не катить за собой, как все остальные.

— Колёса меня замедляют.

Я закатываю глаза, стараясь не обращать внимания на то, как эта самоуверенная реплика заставляет мой живот сжиматься.

— Как колёса могут замедлять? Ты что, летающая машина из будущего? Или призрак?

— Перестань тратить воздух на сарказм, — командует он. — Используй его для дыхания.

Я понятия не имею, была ли в истории женщина, которой так же сильно хотелось одновременно и придушить мужчину, и затащить его в постель.

Пока я вынуждена лишь дышать и бежать за Домом, мой взгляд цепляется за его спину… и остаётся там. Любоваться задницей бухгалтера оказывается неожиданно приятным способом преодолевать переполненный аэропорт.

И, разумеется, ровно за две минуты до окончания посадки, мой гейт наконец появляется в поле зрения.

— Последний вызов для Мэделин Сандерсон, — раздаётся объявление.

— Она здесь! — рявкает Дом, перекрывая громкоговоритель.

— Прекрати орать, пока меня не