Развод со зверем. Он не отпустит - Анна Григорьевна Владимирова

уверен, что Алёна выводит меня из себя, а оно вон как вышло. Пока Святослав вез меня в отделение, она не брала трубку. Серафим сказал, что она на встрече. А теперь уже и не позвонить.…

— Пройдемте, — наконец, приказали мне, и я только поднялся, когда входная дверь в кабинет распахнулась, и послышалось глухое:

— Подождите.

В кабинет прошел Святослав и, не взглянув на меня, шлепнул на стол документ:

— Приказ об освобождении.

Что-то в его голосе, бледности лица и взгляде поставило нервы на дыбы. Он меня освобождал, не спрашивая.…

— Сейчас проверю, — нахмурился человек, — подождите…

— Нам некогда ждать! — рявкнул Свят и посмотрел мне в глаза: — В Алёну стреляли.

*****

— Север….

Я не слышу ничего. Мой взгляд прикован к снимку МРТ. На нем — чёрно-белое звездопадное облако осколков. Но руки не дрожат, сознание ясное, и ни одного вопроса к себе.

— У тебя нет времени на свое мнение, Яр, — глухо цежу я. — Моей жене грозит паралич с минуты на минуту.

— Север, у меня есть хирург, — тем не менее, договаривает дед.

Он должен был это предложить.

— Оперировать буду я, — отрезаю решительно.

Наши взгляды с Ярославом Князевым встречаются совсем ненадолго. Времени и правда нет. И он отдает ответственность за это решение мне. Я только киваю и прохожу в предоперационную. Он идет за мной, сообщая:

— Буду ассистировать.

— Спасибо.

Два часа.

Слишком много времени упущено. Пока Свят получил документы, пока мы прорвались к выходу, скидывая с себя охрану, пока домчали до клиники… У нас осталось примерно два часа до того момента, как Алёну парализует бесповоротно. Этот сухой факт не приносит ни одной эмоции. Мое сознание натаскано и натренировано собираться в одной точке времени и оставаться в ней часами. И Алёна не станет исключением. Сейчас — она пациент с пулей, воткнутой в позвоночник. И я выложусь на полную.

— Ты скажешь ей, что ты — рядом? — слышу голос Ярослава. Он смотрит в операционную. — Ты успеваешь.

Я медлю всего секунду, и эмоции всё же разогревают солнечное сплетение, а за ними в голове проносится мысль, что это может быть последний раз, когда я вижу Алёну. Но я сцепляю зубы и прохожу к операционному столу. Она лежит на животе, голова зафиксирована, но ещё в сознании. Я беру ее за руку:

— Алён, это я….

— Север…. — хрипит она.

— Да, я буду тебя оперировать. — Я присаживаюсь рядом так, чтобы она хоть немного могла меня видеть. Она пытается на меня посмотреть, и взгляд ее полон страха. — Алён, всё хорошо, не бойся….

Она улыбается. Вымучено, испугано.

— Ты здесь.… — шепчет хрипло.

— Да, — выдавливаю я из себя улыбку. — Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

— Ты — в надежных руках. Теперь спи и ничего не бойся. Я тебя вытащу.

Она сжимает мою руку, но вскоре отпускает, а я вскидываю взгляд на мониторы. ЭЭГ падает до изолинии, но проводимость к пальцам ног ещё сохраняется.…

Эмоции гаснут, когда я обрабатываю руки в мойке. Ярослав уже наготове, проговаривает риски для ассистентов вслух. Формальность, но хорошо помогает мне выбросить из головы остатки страха….

— Потеря контрольной точки кровоснабжения…. спазм артерии — двусторонняя параплегия. Травма корешков конуса — утрата контроля мочевого пузыря. Трансекция дурального мешка — ликворея, инфекции.…

— Ты умеешь воодушевлять, — бросаю я ему, становясь рядом, — поехали.

Первый разрез на выдохе…. первое кровотечение…

— Увеличить венозное давление.

Инструменты четко сменяются один на другой в руке, все действуют максимально профессионально. Потом я подумаю о том, как повезло мне с дедом и клиникой, в которую он, подключившись, сразу увез Алёну. Сейчас эта мысль мелькает где-то на задворках сознания, не мешая процессу.

Я снимаю остаток кости, открывая светлую пульсирующую тень дурального мешка. Пуля сидит сбоку, как медный глаз.

«Артерия.… — горит в мозгу красным, — все внимание артерии».

Только тут монитор моргает жёлтым — проводимость от правой стопы упала. По рукам проходит дрожь, но я быстро справляюсь, раздраженно стряхивая её в мыслях. Алгоритм противодействия уже в работе — папаверин, стимуляция, мучительно долгий счет до тридцати секунд….

— Проводимость восстановлена, — сообщает Ярослав.

Время выиграно, по рукам судорогой проходит слабость. Кажется, я переоценил себя? Но и эта мысль быстро выцветает в сознании, почти не цепляя. Передо мной — застывшая пуля. Одно неверное движение….

— Пинцет, — командую я, — диаметр ноль семь.

Я фиксирую пулю и еле значимо подтягиваю. Только даже от этого неуловимого движения костная пластинка надламывается, и струя темной крови бьет фонтаном.

— Тампон, — рявкаю я, действуя четко — прижимаю ткань одной рукой, а другой удерживаю пулю, не давая ей провалиться внутрь. Только пальцы сводит предательская судорога.…

— Север, — предупреждающе зовет меня Яр, готовый сделать все, что потребуется, но я только отрицательно качаю головой:

— Держу.

Пятнадцать секунд, и пуля выходит, а кровотечение останавливается. Грудная клетка наполняется воздухом, а по виску скатывается капля пота. Звон металла в тарелке кажется новым выстрелом. Но это ещё не конец. Остались фрагменты кости и пули, и на их удаление уходит ещё несколько часов. Но самое страшное позади.

— Проверьте потенциалы.

— Проводимость сохранена.

— Отличная работа, — тихо констатирует Яр.

А я поднимаю голову, чтобы коротким движением размять шею, и замечаю в комнате наблюдения мать. Она стоит надо мной и не сводит с меня глаз, обняв себя руками, но, когда наши взгляды встречаются, ободряюще улыбается.

54

— Держи….

Я поднял голову и взглянул на мать. Она протягивала мне стакан с кофе и устало улыбалась. Будто боялась коснуться, но и уйти не могла.…

— Спасибо.

За окном начинало светать. На часах — пять утра двенадцать минут. Приборы контроля за состоянием Алёны наполняли палату еле слышной звуковой пульсацией.

— Как она?

— Стабильно, — хрипло сообщил я, и прикрыл глаза, пережидая новый прилив страха.

Нет, Алёне ничего не угрожало…. Пока что. Показатели были стабильны, и я сделал все, чтобы она могла ходить.

— Поговоришь со мной? — Мама подкатила стул и села рядом.

— Я не знаю, что тебе сказать, — выдавил я, с трудом выпрямляясь. — Все слишком просто для тебя, чтобы ты нуждалась в словах.…

— Я