Ошибки, которые мы совершили - Кристин Дуайер

напоминает мне тигра в клетке. Я смотрю на его широкую спину, пока он идет к воде, и удивляюсь, когда он стал таким высоким и подтянутым. Куда ушла юность, что озаряла его лицо?

Я следую за ним к пирсу. Он стоит на мягком клочке земли, где никогда не удавалось расти траве, вблизи от начинающегося ряда досок.

– Истон, я не знаю, что сказать.

Он отвечает, отвернувшись к воде.

– Начни с «Прости меня».

– Прости меня. Мне стыдно, я чувствую себя глупо и… – Я делаю глубокий вдох. – Я не хотела… сарай для лодок был…

У него отвисает челюсть от удивления, но Истону хватает мгновения, чтобы оправиться от шока.

– Так ты думаешь, дело в тебе и во мне?

Меня бесит, что я то и дело смущаюсь.

– Эллис, мне абсолютно плевать, что ты пыталась склонить меня к сексу. Это обычный день в жизни, когда необходимо быть тебе другом. Я уже давно перешагнул через это дерьмо. Я злюсь из-за моей мамы.

У меня нет времени почувствовать в его словах злобный укол.

– Твоей мамы?

– О боже, – стонет он, – да, моей мамы. Человека, на чей день рождения ты приехала. Если ты снова так напьешься и угробишь эту неделю…

– Что? – Я наклоняю голову. – Что ты сделаешь, Истон?

Когда его лицо становится подобным маске, а дыхание – поверхностным, я понимаю, что его следующие слова имеют для него особое значение.

– Я провел последний год без тебя.

Я чувствую, как у меня в венах вспыхивает пламя, которое превращается в моих устах в гневные слова:

– И что? Ты перестанешь со мной разговаривать? Заставишь переехать в Калифорнию, если я не буду хорошо себя вести?

– Эллис…

– На меня больше не действуют никакие угрозы, потому что на самом деле мне уже плевать. Я здесь, потому что сама так решила, но не жди, что я стану вести себя так, как ты мне укажешь.

– Как будто я когда-то мог это сделать. Ты всегда поступаешь так, как считаешь нужным.

– Да, потому что о тебе такого не сказать. Ты притворяешься, будто грустишь по мне, и ведешь себя как побитый щенок. Это ты отослал меня прочь. Это ты повел себя как трус. Ты это сделал, и мы с твоей мамой оказались на этом месте из-за тебя. Как бы я ни относилась к твоей маме, это все из-за тебя.

Его лицо вспыхивает от ярости.

– Ладно, и что дальше? Ты собираешься вести себя как стерва по отношению к моей маме, чтобы заставить меня страдать?

Я улыбаюсь.

– Не все крутится вокруг тебя. Ты пишешь стихи и делаешь вид, будто они что-то значат, но это не так. Ты наполняешь их ложью, чтобы почувствовать собственную важность, но это лишь показуха. Пустышка! Так почему бы тебе не написать очередное дерьмовое стихотвореньице и не притвориться, будто твое сердечко разбито.

– Дерьмовое.

– Дерьмовое! Ты пишешь бред о боли и любви, на которые не способен. Твои слова ужасны.

Он больше не злится. Только я. Только я тяжело дышу. Только я кидаюсь оскорблениями. А Истон смотрит…

Его темные глаза пронизывают меня немигающим взглядом. Он даже не пытается скрыть свое разочарование. Руки безвольно висят по бокам, плечи опущены. Он отступает, не сводя с меня взгляда, убеждаясь: я вижу, что натворила. Убеждаясь: я пойму, что сказала.

– Эй! – кричит с крыльца Сэндри. – Что вы делаете?

Истон всматривается в мое лицо, и я надеюсь, что он видит в моих глазах, как мне стыдно и как сильно я сожалею о своем гневе.

– Просто держись от меня подальше, Эллис. Не звони мне, если снова напьешься. Не пиши, если… – Он зажмуривается, а потом снова открывает глаза. – Просто не надо.

Он подходит к матери и целует ее в щеку, я иду следом.

– Вы что, ругаетесь? – спрашивает она.

– Нет, – отвечает он с лживой улыбкой, и я жду, что Сэндри уличит его во вранье, но она смотрит на меня.

Я приказываю себе улыбнуться. Рассмеяться. Притвориться.

Но не могу.

– Мы не ругаемся, – говорит Истон, приобняв меня за плечи.

Я чувствую себя напряженно и неловко.

– Ладно. Отлично. Список у тебя? – спрашивает она Истона.

Он вздыхает и кивает.

– Да.

– Ну тогда, наверное, тебе пора ехать.

Я киваю, и Сэндри возвращается в дом. Рука Истона падает с моих плеч, и ее отсутствие отзывается во мне болью.

– Истон, – шепчу я, протягивая к нему руки.

Но он отстраняется, и я остаюсь наедине со своими дерьмовыми словами, эхом отдающимися у меня в голове.

24

Истона нет все утро. Его отсутствие причиняет боль, как и мое похмелье.

Все задания, что не требуют нахождения в доме, помечены фиолетовыми буквами «И». А значит, все остальное придется делать мне и Такеру.

Коробки перед нами доверху наполнены фотографиями. Воспоминания впечатаны в кусочки бумаги, подобно высушенным цветам, вложенным в книгу.

Здесь так много фотографий мальчишек, Бена и Сэндри, держащих кого-то из детей перед камерой. А еще так много снимков у озера. И повсюду стихи Истона вперемешку с рисунками Такера – он увлекся этим в одиннадцатом классе.

Все хранит какое-то чувство, какое-то обещание, а не просто событие. Вся эта глянцевая бумага и вспышки, делающие фон черным. Пожелтевшие края и слишком ярко подсвеченные люди.

Я глубоко вздыхаю и прижимаю подушечки ладоней к глазам, издав стон.

– Ты уверен, что это все коробки? – бурчу я с закрытыми глазами. – Потому что если где-то прячется еще одна…

Такер смеется и шепчет мне:

– Все это не стало бы концом света, не будь у тебя похмелья.

Сэндри смешивает что-то блендером. Выключив его, она улыбается мне.

– Что-то не так?

Я отвечаю ей натянутой улыбкой.

На следующей фотографии я сама, сидящая на пирсе, щека прижата к коленям. Я смотрю на Истона, который сидит рядом. Он улыбается во все зубы, а лицо почти полностью усеяно веснушками. Я помню этот момент.

Ко мне наклоняется Такер и улыбается.

– Обожаю это фото. Добавь в кучу!

Сэндри тоже смотрит на снимок.

– И я. Я так люблю ваши летние веснушки, – она гладит меня по плечу.

– Не надо… – начинаю я, но Такер заставляет меня замолчать, скорчив мину. Ту, что говорит: он не позволит мне продолжить мою мысль.

– И еще не забудь ту, что с выпускного Эллис, – продолжает Сэндри, – которую мне прислал Истон.

Я сдвигаю брови.

– Истон?

Руки Сэндри, вытирающей столешницу, вдруг замирают. Такер бросает на нее взгляд. Тут что-то не так.

– Которую прислал Такер? – уточняю я.

Ее руки снова приходят в движение.

– Не знаю, кто ее прислал, для меня все