Развод. Адвокатская тайна - Марика Крамор

— Или просто у моего несостоявшегося клиента разыгралось воображение.

— Ну а как Комиссаров должен был реагировать?! — взрывается Артем Подгорный. Он слывет дебоширом и ершистым задирой. Но это не умаляет его профессиональных заслуг и влияния. — Вести дело Извольского и дальше? Потихоньку доводя его до маразма?! Или он должен был проиграть в угоду женщине? Ну, чтобы не обиделась? Вы сами-то вдумайтесь!

— Вопрос не в этом, Артем Андреевич. Жалоба главным образом подана на разглашение информации.

— Хоть кто-то вам указал на реальную утечку информации? Вам адвокат противоположной стороны открыто заявил, что не было ничего подобного! Чушь какая! По-вашему, Миронова не в состоянии закрыть это дело самостоятельно?! Без подачки не обошлось?!

— Артем Андреевич, — старается мягко, но строго утихомирить возмущенного коллегу Ефимова. — Умерьте пыл.

— Нет, а как каждый из вас бы поступил?! Здесь же и так видно, что жалобу состряпали из того что было! Так на любого из вас можно донести! И каждый даст пояснения!

— А кто открыто расскажет о фактах передачи информации?! — берет слово другой член комиссии — Брановский. Мужичок в годах, он всегда носит только светло-серые костюмы. Даже когда это не соответствует дресс-коду. — Кто докажет, что этого не было! Мы должны исключить возможные прецеденты!

— Кто-то должен доказать виновность Комиссарова во вменяемом ему проступке! Вот и все! И ни одного умельца такого не нашлось! Комиссаров первоклассный адвокат! И даже если бы в его случае действительно имел место сговор, то уж он-то бы сумел прикрыть свою задницу официально! — заливается Подгорный. — А так как у нас ничего, кроме домыслов, нет, за что лишать Олега статуса? На любого пальцем покажи, можно кучу таких жалоб состряпать! Конкретно где? Письма, СМС, запись разговоров, видео? Нет ничего! Потому что записульки вшивые поналяпают как обычно! От работы отрывают! — он рассерженно взмахивает рукой. — Мне лично ясно, что Олег разорвал договор с Извольским, чтобы не создать неприятный инцидент! Но все равно раздули! Ни одного прямого доказательства! А иметь он может, кого хочет, что вы к мужику в постель лезете! Захотел эту, захотел ту! Привет! Жалоба! Конечно, муж недоволен и будет стараться добить как сумеет! Что тут обсуждать-то вообще?! Я по… — приподнимается.

И не успевает он договорить слово «пошел», как Ефимова уже тут как тут:

— Мы все услышали ваше непоколебимую позицию, Артем Андреевич. И примем ее во внимание. Еще кто-то хочет задать вопросы или высказаться?

— Давайте расходиться, здесь все ясно, — предлагает Кротов, член комиссии с морковного цвета волосами. — Обиженный супруг. Это почти как завистливый коллега. Кстати, Олег, а что там за весьма интересные подробности про ошибки в протоколе? Говорите, вы узнали об этом не сразу?

— Когда подготовка шла полным ходом, — вновь поясняю я, — после этого и выплатил Извольскому компенсацию.

— А вам известны подробности этого, Мария Андреевна?

— Я впервые об этом слышу, но досадное недоразумение очень забавно. Представляю, как удивился Олег.

— На этом собрание объявляю завершенным. Олег Романович, Мария Андреевна, больше мы вас не задерживаем. Мы посовещаемся и направим вердикт Совету адвокатской палаты. Хорошего дня, — заканчивает встречу Ефимова.

Мы с Мироновой вместе выходим в коридор.

Останавливаемся друг напротив друга одновременно.

Ситуация немного странная и давящая. Но… наверное, мне нужно ее поблагодарить за содействие.

И ведь да, наверное, стоит, но я лишь молча ее разглядываю. И искренне поздравляю:

— Ты отлично справилась с разводом Извольской. Я в тебе не сомневался.

Слегка наклоняю голову.

— Признайся. Ты ее ко мне отправил? — Маша дергает бровью, высокомерие и насмешка в ее голосе неискоренимы. Они и раньше царапали слух, теперь же набрали яркости и неизмеримой язвительности.

— Нет. Я с ней лично не общался в начале процесса.

— Неужто все, что ты рассказывал за дверью — правда?

— Безусловно.

— Надо же, Комиссаров. Тебе настолько нужна женщина, что ты готов отказаться от победы и пошатнусь свое неподъемное реноме?

Я лучезарно улыбаюсь в ответ. Она даже не представляет, насколько права. Даже не представляет…

— Ради женщины, которая мне нужна, я готов отказаться от многого. Но хорошо, когда отказываться не приходится. А ты?

— Что… я? — недоумевает она.

— Ты все так же настолько любишь себя, что ни одному мужчине рядом не находится места?

— Сволочная у тебя натура, Комиссаров.

— Приходится держаться. Тем более что кто-то всегда готов подставить подножку. А я, смотри-ка — до сих пор не упал. Как бы ты ни старалась.

— Я ничего не сделала, Олег. В эту яму ты угодил сам.

— Но именно ты виртуозно надоумила Извольского подать жалобу. Только немного просчиталась.

Ее глаза округляются от недоверия. Она не в курсе, что мне известно об их коротком разговоре, но Извольский не умеет держать язык за зубами. Он очень жадное, кичливое, надутое и тщеславное трепло.

— Я ничего не сделала.

— Точно. Это ты умеешь. Делать, ничего не делая.

— Ты предвзят. И вообще должен быть мне благодарен. Разве не я отстояла имущество Ольги Извольской? А планы на нее, как я погляжу, у тебя далеко идущие, — язвит Миронова. Со мной она иначе не умеет. Каждый наш разговор получается таким.

— Как вы, оказывается, схожи с бывшим мужем Ольги, только о деньгах и думаете. И еще о своем «реноме», — продолжаю я, нисколько не стесняясь в выражениях. — Пожалуй, из вас двоих выйдет отличный тандем.

— Грубиян ты. Хотя должен быть мне благодарен. А так ты хорошо устроился. И дело не проиграл. И имущество в семье останется, да?

Она глядит свысока, хоть ей приходится задрать голову вверх.

— Неприятно тебе, наверное, Маш. Доброе дело сделала для меня.

Она уже, ухмыляясь, почти отворачивается, но бросает из-за плеча:

— Понятия не имею, как тебя жена терпела. С твоим сквернословием. Правильно сделала, что изменила тебе, — жалит Миронова.

— Будучи беременной? Я не сомневался, что ты оценишь.

— Что?!

Маша резко разворачивается и шагает обратно. Вплотную ко мне.

— Ой, только не надо напускать на себя такой непонимающий вид.

Я лишь отмахиваюсь, проверяя, который час. Разговор по душам с Мироновой не входил в мои планы.

— Я не знала, — прошибает она. То ли искренностью. То ли циничностью. — Олег, я правда