Сердце на льду - Анна Эйч

– Э-э… Здрасьте…

– Я смотрю, вы всей командой решили дружно слить игру Оттаве? – перехожу в режим злого тренера и давлю на самое больное – хоккей.

– Нет, мы просто отдыхаем…

– Я вижу, как именно вы отдыхаете, – киваю Хантеру и перевожу взгляд на Зефирку. Она единственный человек здесь, кого моё присутствие не пугает, а скорее забавляет. – Золотова, долго ещё будешь пялиться на меня? Или наконец соберёшь свои вещи и сядешь в машину? – строго заявляю я ей, умоляя глазами подыграть.

– Но…

– Мистер Максвелл, я позабочусь о ней, не переживайте! Она выпила всего один бокал, – Хантер вступается за неё, демонстрируя свою рыцарскую сторону. Пять баллов за смелость и один за смекалку. Правда, сейчас я совсем не в том настроении, чтобы оценивать его благородство. Всё, чего мне хочется – это скрутить его и хорошенько вмазать по довольной физиономии.

Но нельзя терять лицо: здесь я ответственный тренер, а не ревнивый идиот.

– Всего один бокал? Золотова, ты в курсе, что препараты, которые я тебе прописал, нельзя мешать с алкоголем? Или ты планируешь стать очередной звездой допингового скандала? Мне казалось, ты метишь на олимпийскую медаль. Разве не так?

Дерзкая улыбка мгновенно исчезает с её лица. Моя девочка включается в игру и правдоподобно изображает испуг, пятясь назад.

– У тебя есть ровно пять минут собрать вещи и покинуть это место. Если не хочешь завтра утром услышать обсуждение своих похождений во всём спортивном комплексе, – добиваю я финальной фразой для закрепления успеха.

– Д-да… – Зефирка быстро скрывается за спинами ребят, которые виновато опустили головы в ожидании казни.

Я перевожу взгляд на хоккеистов и тычу указательным пальцем в их сторону:

– А вы… Если я узнаю, что кто-то из вас ей что-то подмешал…

– Да за кого вы нас принимаете?! – взрывается Хантер.

– Очень надеюсь, что среди ваших гостей действительно нет подобных ублюдков. И на будущее: не смейте больше втягивать моих спортсменок в свои развлечения. У вас, раздолбаев, миллион возможностей играть в хоккей хоть до старости, а у них всего пара лет и хорошо если две Олимпиады. Не разрушайте их мечты ради своего пятиминутного удовольствия!

– Пять минут – это не про нас, доктор Максвелл, – начинает острить Хантер, но тут же ловит мой убийственный взгляд и мгновенно замолкает. Сопляк сразу понимает: подобные шутки со мной не прокатят, особенно если они касаются Золотовой.

Сена появляется на пороге, виновато машет рукой этим озабоченным павлинам и торопливо семенит за мной, как провинившийся ребёнок. Мы идём молча до машины, оставленной в нескольких метрах от дома, в густой тени раскидистых деревьев. Никто из нас не произносит ни слова – оба прекрасно понимаем, что прямо сейчас переступаем невидимую черту, после которой обратного пути уже не будет.

Стоит нам оказаться на безопасном расстоянии от дома, как я теряю контроль: резко хватаю маленькую вредину за талию и грубо впечатываю её хрупкое тело в ствол древнего дуба. От неожиданности она успевает лишь тихо пискнуть, но я тут же глушу этот звук жадным столкновением наших губ. Горячими ладонями сжимаю её раскрасневшиеся щёчки и впервые пробую Зефирку на вкус без малейших угрызений совести. Она издаёт тихий, томный стон, и это заставляет меня ещё сильнее придавить её к шершавой коре дерева. Мне плевать на её комфорт – сейчас я дикарь, голодный и ненасытный. Терзаю её рот, облизываю нежные губы, размазывая по ним нашу общую влагу, чувствуя головокружительный привкус карамели. Мои фантазии уже несутся вперёд, рисуя самые грязные сцены: представляю её обнажённой, стонущей моё имя, умоляющей войти в неё глубоко и быстро. Трахнуть её так, как я люблю.

Проклятие!

Отстраняюсь так же резко, как и набросился секунду назад. Выпускаю сладкие формы из рук и делаю шаг назад, тяжело дыша и пытаясь хоть немного прийти в себя. Слишком вкусно. У меня случится передозировка глюкозы от неё.

– И что это было? – Сена удивлённо касается пальчиками припухших губ и продолжает опираться спиной о дерево. – Доктор Максвелл?

– Ничего, – фыркаю раздражённо, запуская пятерню в волосы и пытаясь выровнять дыхание.

– М? Это вы из-за «ничего» чуть не трахнули меня прямо у дерева?

Отворачиваюсь от неё и упираюсь лбом в прохладную кору какой-то сосны, чувствуя, как кровь пульсирует в висках.

– Сена, иди в машину!

– Нет! Не пойду, пока ты этого не скажешь!

Маленькая ведьма! Ей мало моего публичного унижения – она хочет услышать вслух то, что окончательно растопчет мою гордость.

– Это обязательно? – глухо спрашиваю я.

– Да! – упрямо стоит на своём, и я понимаю: она точно не отступит. Как, собственно, всегда.

Снова поворачиваюсь к ней лицом и сталкиваюсь с пламенем, заточённым в ледяной синеве её глаз. Эти глаза каждый раз сжигают меня дотла, а сегодня они готовы разорвать моё сердце на части, если я не подчинюсь ей сейчас же.

– Я ревную! – выдавливаю признание, которое никогда не думал произнести вслух. – И я приехал забрать тебя потому что…

– Потому что? – шепчет она нетерпеливо.

– Ты мне нравишься. Очень.

На её лице расцветает милая улыбка. Она делает шаг навстречу и цепляется пальчиками за моё пальто. Поднимается на цыпочки и замирает всего в паре миллиметров от моего лица, её дыхание щекочет кожу.

– И всё?

– Нет… Я хочу… – не решаюсь договорить, туплю, медлю и схожу с ума от того, как сильно меня сейчас бомбит.

– Чего? Чего ты хочешь, Курт?

Курт…

– Я хочу стать твоим первым мужчиной.

Выдыхаю эти слова так, будто сбрасываю с плеч непомерную тяжесть. Боже мой… Как же приятно наконец-то сказать правду!

– И я этого хочу, доктор Максвелл! – шепчет она в ответ и накрывает мои губы своими.

Окончательно теряю рассудок от её вкуса и аромата.

Обратного пути нет, Максвелл. Ты сделаешь её своей. Добровольно совершишь эту ошибку и будешь жить с последствиями. Точка.

Глава 25. Ночь запретов

Сена.

Со сцепленными пальцами и идиотскими улыбками мы подъезжаем к дому Курта. За всю дорогу не произнесли ни слова – просто глупо переглядывались и хихикали, как два смущённых подростка.

У меня-то есть оправдание: я, кажется, встретила свою первую настоящую любовь, которая определит моё отношение к мужчинам на всю оставшуюся жизнь. Но что случилось с Куртом? Куда подевался тот серьёзный и неприступный взрослый мужчина, который раньше и на пушечный выстрел никого из нашего комплекса не подпускал?

Он улыбается так искренне и красиво, что каждая морщинка у его губ запускает табун сумасшедших мурашек по моему телу.