Финишная черта - Мари Милас

блеск в глазах и мурашки на коже рук. Но она настолько уравновешенна, что мне кажется, это один из немногих моментов в жизни, когда ей не нужно надевать на себя броню.

Рора сбавляет скорость и выдыхает.

– Как думаешь, я бы смогла… – Она покусывает губу. – Стать гонщицей? Не виртуальной, не на игровой трассе, а реальной. Мне хочется ощущать то, что я сейчас чувствую каждый день. Мне хочется… быть свободной, целой, не знаю… – Она говорит это все в спешке и путается, но все ее слова такие искренние, что мне приходится размышлять над ответом.

– Я думаю, что ты из тех людей, которые могут покорить Эверест и не вспотеть. Просто… у всего есть цена, полагаю.

Она бросает на меня взгляд и снова концентрируется на дороге.

– Что ты имеешь в виду?

– Твоя жизнь. Это опасный спорт.

– Любой спорт опасен, – парирует она. – Даже в бадминтоне можно вывихнуть лодыжку.

– А в гонках можно переломать все тело. Сгореть заживо. Как тебе такое?

Она задумывается и включает дворники, когда начинается мелкий дождь. За окном мелькают пестрые осенние деревья, которые понемногу начинают терять листву.

– А что если я давно сгорела? – Она тяжело сглатывает. – Что если на моей коже огромный ожог?

Следующий вдох дается мне тяжелее. Это впервые, когда Аврора коснулась темы, к которой я методично подбирался, но не настаивал.

– Что с твоей кожей, Рора? – мягко спрашиваю я, не глядя на нее в упор, чтобы не смущать.

Если она снова закроется, я никогда не узнаю ответ.

Она облизывает губы, потом поджимает их и скользит пальцами по рулю. Нервозность возвращается. Я почти могу увидеть, как огромная стена снова поднимается, чтобы защитить ее… От чего? От чего она защищается?

– Ты разрешаешь мне прикасаться к тебе. Черт, ты даже просишь об этом. Так в чем дело? Почему, когда мой дворецкий снимает с тебя куртку, твое лицо становится почти белым? Почему ты дрожишь, когда сталкиваешься с людьми? Почему…

Как насчет того, чтобы не давить, Лиам?

Кажется, я не могу остановиться. Потому что мне нужно знать. Я хочу ей помочь.

– Почему ты так защищаешься?

Аврора тяжело выдыхает и несколько раз моргает, словно хочет избавиться от слез. Но ее глаза сухи.

– Это так заметно? Ну… – Она потирает лоб одной рукой, а другой удерживает руль. – Что я странная?

– Нет, – уверенно отвечаю я. – Это заметно лишь для тех, кто… – Одержим тобой. – Заботится о тебе. И ты не странная.

Удивительная, необыкновенная, особенная, но не странная. По крайней мере для меня.

– Ты заботишься обо мне? – Она дарит мне нежную улыбку.

Скажи «нет». Просто скажи «нет», либо вообще не открывай свой идиотский рот.

– Безумно.

Звук дрожащего резкого вдоха разлетается по всему салону автомобиля. И я не знаю, чей он. Боже, еще ни разу в жизни мне не приходилось делать такие вдохи рядом с девушкой. И если я действительно его сделал, то это что-то да значит. Как вариант – я в полной заднице.

Спустя время мы с Авророй меняемся местами, потому что только мне известна дорога до усадьбы. Когда я проезжаю сквозь высокие кованые ворота, увитые пожелтевшим плющом, нам открывается вид на любимый ухоженный сад бабушки, пестрящий осенними красками. В конце весны в нем всегда цветут редкие растения, за которые она готова убить.

– Очень красиво, – шепчет Рора, а затем указывает в сторону лабиринта из зелени. – Это фонтан?

– Да.

Это все, что я могу ответить, потому что как мне объяснить человеку, что в моем саду чертов фонтан со статуей юной нимфы, стоящей посреди мраморной чаши?

– Ты купался в нем? – Она сдерживает веселье. – Ну знаешь, когда жарко или когда был пьян.

– Нет.

– А монетки бросал?

Я потираю переносицу, потому что в моей груди тоже зарождается смех. Только Рора может одновременно восторгаться и высмеивать мой стиль жизни.

– Хочешь бросить? – быстро перевожу на нее взгляд и проезжаю в гараж.

– Пока что не знаю… – протягивает она. – Вдруг мне здесь не понравится, и я не захочу возвращаться.

Вероятнее всего.

Особенно если здесь появится моя мать. Я рискую, привозя сюда Аврору, но мне очень хотелось, чтобы она увидела то, что ей определенно понравится.

Я выхожу из машины, а затем открываю дверь для Роры. Она уверенно вкладывает свою руку в мою и смотрит на меня с вопросом в глазах.

– Пойдем, сейчас все узнаешь.

Я не отпускаю ее руку. Хотя должен. Я пытаюсь это сделать, но ее мягкая ладонь так приятно ощущается под моими пальцами, что мне проще сброситься с обрыва, чем разорвать это прикосновение.

Как будто все смертельно опасные вещи теряют свою угрозу рядом с Авророй Андерсон. Она опаснее любого обрыва или погружения в океан к акулам. Аврора как шторм – невидимая до определенного момента, а потом разразившаяся с такой силой, что ты не успеваешь понять, что происходит… Пока не берешь ее за руку, не прикасаешься к ее телу, не танцуешь с ней медленный танец и не целуешь ее в щеку.

Аврора заставляет забыть о предосторожностях, выключает сирену, которая кричит «опасно». Она может одним своим присутствием поставить время на паузу, и каждый мимолетный момент рядом с ней становится вечностью. И эта вечность – моя свобода.

Мы проходим в еще один гараж рядом с садом. Снаружи это просто каменный павильон, гармонично вписывающийся в ландшафт, но внутри… вся его красота.

Я веду ее через двери, украшенные резьбой, и Аврора ахает. Она стоит несколько минут, молчит и просто моргает, как будто ей только что сказали, что Санта-Клаус реально существует. И его летающие олени тоже.

– Это Феррари 250 GTO? – почти шепчет она. – Нет! Не отвечай. Я и так знаю, что это Феррари 250 GTO! – она переходит на ультразвук.

Я смеюсь над ее почти детским восторгом.

Она подходит к машинам и продолжает:

– Порше 917. – Пальцы с вишневым маникюром, скользят по блестящему кузову. – Ягуар D-Type. – Аврора чуть ли не дрожит, подходя к этой машине. Она прикрывает лицо руками, складывая ладони домиком. – Мне кажется, если я не прикрою рот, я закричу так громко, что все белки в