Отпускай - Ольга Сурмина

— Нейтан Штайнер. — Водитель поднял брови, глядя на бледную пассажирку. — А что, ты его знаешь? Это твой друг, да?

— Да. — Одними губами ответила Эмма. Взгляд стеклянных глаз уставился куда-то на дорогу. — Вы сказали… с семьей?

— Ну да. — Мужчина серьезно кивнул. — С девушкой, волосы длинные у нее… красивые, цвета вишни пьяной. И малец у них. Лет пять ему, может, семь. Я возраст детей плохо определяю.

В горле моментально вырос ком. Дышать становилось тяжело, по коже волнами шел страшный озноб. Фастер закашлялась, круглыми, влажными глазами глядя на колени.

Утром он уходил на работу. Целовал её в лоб, а в шесть вечера был дома. Ужинали, шли на стройку до ночи. В выходные торчали там целый день, и не важно, какая погода. Дождь, снег, ветер, слякоть. Нейт упорно продолжал возводить стены дома своей мечты, а Эмма сидела сзади, и наспех зашивала его порванную гвоздем куртку.

Уходил на работу. На работу? Девушка не могла этого знать, тогда её ноги не позволяли ходить ей настолько хорошо, чтобы носить ему обед, или вроде того. Быть может, его работа в тот момент… была совсем не там, где Фастер привыкла думать. И вместо офиса… Штайнер был здесь. На гигантском проекте реставрации городской плотины.

…вместе со своей семьей. Семьей? Это не укладывалось в голове. Так сильно, что накатывала тошнота, знобило все сильнее. Ребенок… такой взрослый? Если ему семь лет, то… семь лет назад Эмма была еще в детском доме. Встречала любимого Нейтана с посылками, подарками. Сладостями и деньгами.

Он приходил к ней раз в неделю. И сейчас Фастер горько, слегка безумно смеялась. Раз в неделю, в воскресенье, потому что в остальные дни трудоголик Штайнер учился и работал. Вот только… неужели за те другие шесть дней, которые он был далеко, не нашлась девушка, которая бы ему понравилась? Однокурсница. Коллега. Сожительница, в конце концов, ведь какое-то время Нейт жил в общежитии. У него запросто могли быть отношения, о которых Эмма даже не подозревала, наивно мечтая о том, что её «принц» её ждет.

В самом деле. Сейчас это звучало очень смешно. Её ждет. Её: худой больной кактус, который он называл сестрой, и всю жизнь жалел. Ну да, конечно.

У него могли быть отношения. Легко. Мог ли в этих отношениях… появиться ребенок? Случайный, незапланированный. Наверно мог. Так же наверно… хороший человек Шайнер подыскивал своему сыну и бывшей дом, на какую-то часть денег от государственного гранта. Бывшей, потому что теперь у него есть Белита. Возможно поэтому Нейт так не хотел детей. Зачем? У него уже есть.

Слезы капали на колени, а лицо по-прежнему искажала больная, безумная улыбка. Её трясло. До этого момента Фастер казалось, что она его отпустила. Отпустила, смирились. Очнулась ото сна. Однако, глаза все краснели и краснели. Тело охватывал чудовищный, невыносимый стыд. Где-то за её спиной он всегда жил своей жизнью. Делал то, что считал нужным. Говорил то, что считал нужным. А она... к нему прилеплялась. Конечно хороший человек Штайнер позволит к себе прилепиться. Со вздохом кивнет, и погладит по голове.

На то он и хороший человек.

Кубик Рубика

18 лет назад

— Он не ребенок, Саманта, он — бес!!! — Тучная женщина, сидя на стуле в узкой подсобке стирала с лица слезы, и при этом, казалось, злилась. — Знаешь, что он им сказал? «Хочешь мяч? Нужно соблюдать очередь. Без очереди тебе в магазине даже хлеб не продадут». И ухмыляется, будто назло. А когда Говард полез отбирать этот мяч… ну, ты слышала. Он его черенком лопаты в висок. Увезли на скорой парня. Говард старше его на шесть лет… На шесть, мать его, лет!!! Полиция приезжала. Так этот бес состроил лицо, типа не причем тут, и навешивает им, мол, напал на него подросток. А он такой святой, защищался. Все дети в сторонке стоят, лицо в пол. А что? Сейчас люди в форме уедут, а он черенком пригреет их самих, если рот откроют. Боже…

— Ты это в окно видела? — Худая, со строгим лицом коллега печально косилась в лицо другой воспитательницы.

— Да. Три дня как узурпировал этот мяч, и ходит с ним, победитель. — Женщина стиснула зубы. — Когда он в последний раз у психиатра был?

— Недели две назад. — Её собеседница озадаченно потерла щеку.

— И что?! И ничего!!! Как только случается какой-то казус, кто-то подрался, ушибся, еще что… и Нейтан. Тут как тут. Ни одного происшествия, чтобы этот бес «мимо не проходил». Сил нет. Десятилетний ребенок. Я не знаю, какую на него управу искать. Просто не знаю. Сама видела, наказания он игнорирует. Любые. Что мне его, ударить?! Так он сам меня потом пришибет!! Не лопатой, так еще чем-нибудь!!

В ту же секунду женщины вздрогнули. Раздался приглушенный, тяжелый детский крик.

— Господи, нет, опять… — Воспитательница закрыла лицо руками и встала. — Она опять орет. Что ей на месте не лежится?! Час назад, вроде как, угомонилась, и вот опять… — Женщина стремительно вышла в узкий, темный коридор и полубегом направилась к одной из близлежащих дверей.

В тесной, маленькой комнате с тремя кроватями на полу лежала девочка. Все постели были пусты и заправлены серыми, колючими одеялами, но с одной из них она, похоже, только что упала. На старый затертый ламинат и истошно кричала. Пыталась упираться ладонями в пол, но ничего не получалось: тело камнем падало вниз.

— Как ты, детка, упала? — Тихо спросила худая воспитательница, но её тут же перебила озлобленная коллега.

— У неё мутизм, она ничего не ответит. Только орет. Орет, рыдает, и молчит. Это которую позавчера из больницы привезли. Беккер, или что там у нее, я не помню. — Женщина резким, хватким движением схватила девочку за пояс, и вновь положила на кровать.

— Она слезть, что ли, пыталась? — Коллега подняла брови.

— Угу, уже третий раз за утро. Кирпичом падает и орет. — Воспитательница сжала зубы. — Хватит орать!! Еще раз попробуешь слезть отсюда, я тебя привяжу к кровати, поняла меня?!

— Кого ты там привязывать собралась? — Послышался ледяной голос сзади, женщина снова вздрогнула, и резко повернулась. Лицо, на мгновение, казалось растерянным, но она тут же взяла себя в руки.

— Что, подслушивал, Штайнер?! — Воспитательница стиснула зубы, но медленно убирала руки от кровати. — Зачем ты сюда приволокся? Во дворе место мало?! Здесь больные дети лежат, выйди!!

— Здесь только один ребенок. И даже если я, вдруг, заболею, ты разве не будешь первой, кто будет петь от радости на