Куко́льня - Анна Маркина

29. Вот и разгадка

Ромбов шёл к машине быстрым шагом, почти бежал.

Как он ничего не понял сразу – куда смотрел? Странный человек, который работает с молодёжью, увлекается историей свастики, древними символами, рассказывает о друидах и чёрной магии… Нет, просто было недостаточно данных. Только сейчас он узнал про кладбища.

Нужно срочно встретиться с Зелёнкиным и прощупать почву. Или сразу вызвать на допрос? Позвонить следователю? Рано. Вдруг всё это игра его воспалённого воображения?

Несколько раз набрал номер Зелёнкина, который помнил наизусть, – короткие гудки. Достать домашний адрес, или поехать в пед, или в газету? Но в университете вряд ли знали про странное увлечение преподавателя, а вот в газете, где он писал на разные темы, могли. В бардачке валялся экземпляр «Нижегородского наблюдателя», с которого всё началось, – там были контакты.

Снег медленно опускался на лобовое стекло. Ромбов позвонил в редакцию и попросил подготовить подборку статей Зелёнкина.

Через двадцать минут он входил в небольшой, скудно обставленный офис.

Его встретил зам главного редактора – усатый, лет сорока, в вязаном коричневом свитере с двумя рядами ёлочек:

– Вы быстро приехали… Посмотрите пока то, что есть. Я вам ещё принесу.

Они миновали несколько комнатушек, откуда с любопытством поглядывали усталые женщины. Усатый с ёлочками завёл Андрея в каморку, в которой умещались только стол, кресло и полки на стенах, заставленные книгами и папками. В маленькое окошко глядел хмурый послеобеденный день.

– Вам будет здесь удобно? – вежливо спросил его ёлочный провожатый. – Свет, если что, – он показал на спрятанный за полкой выключатель.

На столе дожидалась стопка газет.

– Спасибо, – Андрей кивнул.

Его взгляд уже приклеился к первому заголовку.

– Можно поинтересоваться, что случилось? – спросил зам.

– Пока не знаю, – пробормотал Ромбов, – но Зелёнкину ни в коем случае ничего не сообщать.

Ромбов заметил, как в коридор высунулись две девицы, – очевидно, брошенные коллективом на разведку по его душу.

– Вы помните, много ли было публикаций у него про кладбища или символы смерти?

Зам задумался:

– Прилично. Он же считается в районе специалистом по некрополистике. Он и каталоги составляет, и поисками захоронений занимается…

– В первую очередь мне нужны материалы на эту тему, но всё остальное тоже несите.

– Хорошо.

Зам мягко прикрыл дверь. Андрей набросился на верхний выпуск. Жадно долистал его до разворота со статьёй Зелёнкина. Там двадцатилетний Александр Невский сокрушал шведскую рать на Неве, освобождал Псков и топил ливонских рыцарей. В другом выпуске Феодоровский монастырь закрывался по причине убожества и обнищания. Потом екатерининская, александровская и николаевская политика притесняла евреев. Потом была статья про некрологи, рассортированные по разным социальным группам. Потом про похоронные ритуалы в военное время, про участившиеся кражи «барских памятников» из-за отсутствия денег и соскребание с плит гранита и мрамора прежних надписей для нанесения новых. Потом про историю городского герба, где путались олень, лось и коза. Потом об открытии Нагорного кладбища в 86-м. Потом про историю борьбы с водянистыми почвами. И…

После короткого стука зам просочился в кладовку и шмякнул на стол ещё пачку газет. Андрей поднял глаза и заметил, что дневной свет, лезший через окошко, успел посереть. Снег за окном размяк и превратился в мелкий дождь.

В следующем выпуске Ромбов прочитал про историю русской народной куклы. Потом про первую перепись городского населения в XVII веке. Потом про татаро-монгольское нашествие. Потом про историю одного кладбища, другого кладбища…

В одном из выпусков за прошлый год было размещено обращение: «Редакция "Нижегородского наблюдателя" приносит извинения за публикацию серии статей Николая Ивановича Зелёнкина о тюркских обычаях, размещённой в рубрике очерков об истории Нижегородского края; они не имели целью оскорбить национальную честь, достоинство или религиозные чувства наших читателей».

Андрей поднял глаза и как будто наяву увидел пять могильных плит с портретами татар, которые были зарисованы трискелионами и отреставрированы.

Он кинулся искать усатого с ёлочками. Тот пил чай с «разведчицами».

– Что это такое? – Ромбов почти что влепил газету в сонное лицо зама.

– А, это… в прошлом году был скандал. На ровном месте. Абсолютно. Мы опубликовали очерк о татаро-монгольском нашествии. Там упоминалось, что татаро-монголы сжигали города, насиловали русских женщин, разоряли земли. И потом ещё было несколько статей про захоронения, которые не понравились нескольким мусульманам – один из них даже подавал в суд на Зелёнкина. Суд, естественно, не усмотрел никакого оскорбления национального достоинства. Но мы вынуждены были заморозить его публикации, пока шум не улёгся.

Ромбов вернулся в кабинет и запер дверь. Ему надо было подумать.

И он вспомнил – Зелёнкин говорил: «Может быть, трискелион – это оберег для души покойного, чтобы не потерялась во время перехода? А может быть, трискелион защищает не душу, а, наоборот, от неё?»

И он вспомнил – Юля говорила: «Про кладбища пишет… Он мне все уши прожужжал про своих мертвяков».

И он вспомнил – Зелёнкин говорил: «А если телесное умирание всего лишь этап большого пути? Кельты, например, верили, что душа человека может вернуться, если у неё есть проводник. Друиды могли быть проводниками, а могли, наоборот, запечатать вход».

И он вспомнил – Витёк говорил: «Тебе нужен спец по символам».

И он вспомнил – Зелёнкин говорил: «Трискелион – это солярный символ. Как многие считают, он имеет доиндоевропейское происхождение. Это магическая сила, доступ к которой открывали для себя разные народы».

И он вспомнил – Гусева говорила: «А если могилу раскапывали?»

И он вспомнил – сторож говорил: «Мужчина среднего роста, среднего телосложения».

И он вспомнил библиотеку: плотный мужчина средних лет с залысинами, в чёрной футболке с белой буквой «А» в кругу.

И он вспомнил – он уже видел эту футболку с анархией раньше.

Ромбов опять вскочил:

– Какой у него адрес?

Зам выглядел устало:

– Зелёнкина?

– Ну а кого же! – зарычал Ромбов.

Николай Иванович Зелёнкин жил в доме, в котором Андрей уже бывал – в том же доме, в котором погибла от удара током Наталья Лазова, на улице Пермякова.

Вот и разгадка.

Как только он зашёл в квартиру, сразу понял – дело труба. Дверь в кабинет – распахнута. Юлина одежда валялась на полу. Её чемодан исчез. Полка в ванной с косметикой опустела, зубная щётка и паста пропали. На полу темнела просыпанная гречка.

Он позвонил ей несколько раз – не ответила.

Как невовремя – только и мог думать он. Сейчас, когда совершенно некогда, когда ему ещё раз нужно всё обдумать, чтобы