Сыграем в любовь? - Шарлотта У. Фарнсуорт

Я достаю свою сумку из угла, куда ее убрал. Методично разбираю привезенную с собой одежду: складываю ее в стопки, а затем утрамбовываю в сумку. Вещи Харпер я тоже аккуратно складываю – хочу чем-то занять руки. Разобравшись с одеждой, иду в ванную и забираю предметы личной гигиены. Чищу зубы, упаковываю зубную щетку и пасту. После ставлю телефон на зарядку и проверяю, нет ли сообщений от мамы. Ни одного. Затем смотрю часы приема в больнице – с девяти.

Отсюда до центра Бостона – три с половиной часа. Выехать надо в пять тридцать. От одной мысли накатывает усталость. Вчера я спал плохо: сначала долго ждал, пока Харпер вернется, а потом заснул, прежде чем это случилось.

Я выключаю свет, раздеваюсь до боксеров и залезаю в постель. Закрываю глаза. Вот бы отключить мысли и сразу заснуть! В голове миллионы вопросов без единого ответа – и так по кругу. Издалека еле слышно доносятся звуки празднования.

Спустя какое-то время я решаю проверить телефон. Час сорок пять. Я, видимо, так и не заснул. Харпер до сих пор нет, а в доме – ни звука. Судя по всему, свадьба до сих пор продолжается.

Я включаю свет и снова одеваюсь. Какой смысл лежать в кровати, если я все равно не усну?

Напоследок прибравшись в комнате, сажусь на диван. Уезжать, не попрощавшись с Харпер, кажется неправильным. Поэтому я листаю соцсети на телефоне, пока не слышу, как поворачивается ручка двери. В половине третьего.

Дверь распахивается, и в комнату заходит Харпер. Оглядывает голубыми глазами комнату. Кровать. Стопку своей аккуратно сложенной одежды. Сумку у моих ног. Меня на диване.

Я встаю:

– Привет.

– Привет.

Туфли со стуком падают на пол. Харпер снова босиком.

– Ты уже все собрал, – подмечает девушка.

– Все равно не усну – почему бы не уехать сейчас? Доберусь сначала до дома родителей, а потом, когда больница откроется для посетителей, направлюсь туда.

– Да. Конечно.

Харпер проводит рукой по волосам, окончательно распуская то, что осталось от профессиональной прически. Я предпочитаю, когда они взлохмачены.

– Мама больше не звонила? Не писала?

– Нет. Надеюсь, это и хорошо.

– Да. Скорее всего, – кивает Харпер.

Мы стоим и смотрим друг на друга. Между нами – столько всего недосказанного. По крайней мере, у меня точно.

– Что ж… спасибо, что позвала меня на недельку. Рад был выполнить твои требования: не гладить шорты и заниматься достойным видом спорта.

Харпер закатывает глаза – и уже кажется менее потерянной, более похожей на себя.

– Мы оба знаем, что это ты помог мне, Галифакс. Тебе спасибо.

– Да где я помог? Ты бы и без меня справилась.

И я говорю это честно. Харпер куда сильнее, чем считает сама.

Я столько всего хочу ей сказать! О ее отце, о книге, обо всем, чем она поделилась со мной на этой неделе. Но меня не оставляет страх, что это прозвучит неискренне, и одно упоминание разрушит волшебство пережитых моментов, лопнет его, словно мыльный пузырь.

Харпер дергает плечом:

– Кто знает.

Она делает шаг вперед и обнимает меня – жмется, как вечером на катере, когда я совершенно иначе представлял нашу последнюю ночь в этой комнате.

– Всего тебе хорошего, Дрю.

– И тебе, Харпер.

Я прижимаю к себе девушку в ответ. Объятия получаются долгими – не такими, как при простом прощании двух друзей. Ни она, ни я не хотим отпускать друг друга. Так мы и стоим, пока внизу не хлопает дверь. Мы оба аж подскакиваем.

– Что, праздник кончился?

Харпер чуть отстраняется, перебирает браслеты на запястье. Металл звенит, и еще с минуту в комнате больше не раздается ни звука.

– Видимо.

Я выдыхаю:

– Что ж, мне пора. Передай всем «пока» от меня?

– Обязательно.

Я не спрашиваю, что еще Харпер им скажет. Мы никогда не обсуждали, как официально «завершим» отношения. Теперь эта ноша ляжет целиком на ее плечи – ведь объяснять все надо ее друзьям и родственникам, а не моим. Людям, которых она встретит вновь, в отличие от меня. Еще одна причина, по которой Харпер не стоит меня благодарить, – мне наше соглашение наверняка принесло намного больше хорошего, чем ей.

Я поднимаю сумку и закидываю ее на плечо.

– Будешь в Сиэтле, маякни мне, ладно?

Харпер слегка улыбается:

– Ага. А ты расскажи, в порядке ли папа.

– Хорошо.

Я крепче сжимаю нейлоновый ремень сумки. Резко вспоминаю причину моего срочного, внезапного отъезда и осознаю его неминуемость.

Я заставляю себя двинуться – мимо Харпер, к двери. Быстро открываю и закрываю, после чего оказываюсь в пустом коридоре и больше ее не вижу. Прислушавшись, я, кажется, могу уловить, как она занимается чем-то в комнате. Однако делаю над собой усилие и иду дальше, пока не оказываюсь настолько далеко от двери, что даже обманывать себя больше не могу.

Глава семнадцатая. Дрю

Я подъезжаю к дому родителей в самом начале седьмого утра. Свет на первом этаже горит во всех окнах. В пробку я не попал (что неудивительно), но ехал медленнее, чем обычно, особенно по извилистым загородным дорогам Мэна. Я знал, что путь до родного штата займет немало времени.

Изначально после свадьбы я собирался вернуться в дом в Порт-Хэвене. Однако никаких важных вещей там не осталось, поэтому заезжать туда по дороге к родителям смысла не было. Лучше пусть мой следующий визит в тот дом станет последним, по крайней мере пока что.

Я выхожу из машины и тут же понимаю, что день будет жарким. Я уже скучаю по более прохладному климату Мэна – тени сосен, ветерку с озера. Здесь воздух плотный и липкий, жара с предыдущего дня так и не спала за ночь.

Я забираю с заднего сиденья сумку и по кирпичной дорожке направляюсь к дому, где вырос. Он ничуть не изменился: солидный экстерьер, тщательно продуманный сад. Мой папа скрупулезно стрижет газон, регулярно сеет новую траву, добавляет удобрения. Зеленая лужайка – его истинная гордость. Мама же обожает цветы: выбирает ароматные бутоны, что привлекают ее любимых птиц, а затем выращивает их, превращая клумбы вокруг дома в разноцветные фейерверки.

Раньше, когда я приезжал домой летом, и мама и папа обычно были во дворе и ухаживали за садом. Сейчас я бы отдал что угодно, лишь бы снова увидеть эту обыденную картину!

Я звоню в дверь вместо того, чтобы достать ключ, который лежит под цветочным горшком слева от двери. Зная маму – ей