Второй шанс или повар-попаданка - Ли Ан

нет? Лучше сразу обозначить реальное положение дел. К тому же если этот де Ларошфор знает о наших проблемах — а иначе зачем бы ему приезжать? — то притворяться бессмысленно.

Быстро оглядываю себя в зеркале в прихожей. Простое серое платье, волосы собраны в скромный пучок, никаких украшений. Выгляжу как небогатая провинциальная дворянка. Что, собственно, соответствует действительности.

Спускаюсь в гостиную и вижу мужчину лет двадцати пяти, разглядывающего наши потертые портреты предков. Высокий, хорошо сложенный, одет богато, но без излишеств. Темный сюртук отличного кроя, белоснежная рубашка, дорогие сапоги из тончайшей кожи. Красивый, надо признать. Тёмные волосы с модной небрежностью уложены, правильные черты лица, выбрит безупречно. Красивый, зараза.

Но вот глаза... А глаза холодные. Очень холодные. Серо-голубые, как зимнее небо. И смотрит он на наши портреты не с интересом ценителя искусства, а с расчётом оценщика. Будто прикидывает, во сколько обойдётся вывезти всё это отсюда.

Этот человек пришел не из вежливости. У него есть конкретная цель.

— Мадемуазель де Монклер? — Он поворачивается ко мне и делает изящный поклон. Движения у него отточенные, манеры безупречные. — Доминик де Ларошфор. Благодарю, что согласились меня принять.

Голос приятный, бархатистый. Манеры безупречные. Настоящий джентльмен. Если бы не эти холодные глаза и ощущение, что он считает меня чем-то вроде интересной мебели.

— Прошу садиться, месье де Ларошфор. — Показываю на кресло у камина. — Чем могу быть полезна?

Он садится, изящно поправив фалды сюртука, и я замечаю, как внимательно он оглядывает комнату. Не просто из любопытства — изучает. Оценивает. Взгляд цепкий, профессиональный. Останавливается на серебряном подсвечнике, задерживается на картине в золочёной раме, скользит по фарфоровым безделушкам на каминной полке.

Будто составляет опись имущества.

— Я приехал по деликатному вопросу, — начинает он, и в голосе слышится эта особая интонация людей, которые привыкли, что им не отказывают. — Касающемуся вашего положения.

— Нашего положения?

— Понимаю, что тема щекотливая. — Он слегка наклоняется вперёд, изображая участие. Но глаза остаются всё такими же холодными. — Но иногда внешний взгляд помогает найти решение проблем.

— Я слушаю вас, месье.

— Не буду ходить вокруг да около. — Он откидывается в кресле, и маска участия слетает. Теперь это просто холодный расчёт. — Мне известно о ваших... финансовых затруднениях. И я хотел бы предложить решение.

Прямолинейность удивляет. Обычно такие разговоры ведут более осторожно, обставляя предложения вежливыми фразами. А этот говорит в лоб. Видимо, считает наше положение настолько отчаянным, что церемонии излишни.

— Какое именно решение?

— Самое разумное в подобных обстоятельствах. — Он улыбается, но улыбка не согревает глаз. — Я готов купить ваше поместье за справедливую цену.

Я моргаю, изображая удивление. Хотя, честно говоря, чего-то подобного и ожидала с того момента, как он появился.

— Купить? Но мы не собираемся его продавать.

— Мадемуазель де Монклер, — его голос становится мягче, почти сочувствующим, — давайте говорить откровенно. Ваш брат задолжал огромные суммы. Поместье приходит в упадок. У вас нет средств на его содержание, не говоря уже о том, чтобы расплатиться с кредиторами.

— Откуда вам это известно?

Вопрос, конечно, риторический. В провинции все всё знают друг о друге. Особенно когда речь идёт о скандалах и долгах.

— В наших кругах мало что остаётся в тайне, — пожимает он плечами с видом человека, который ни в чём не виноват. — Особенно когда речь идёт о таких суммах.

— И что вы предлагаете?

— Цивилизованное решение проблемы. — Он встаёт и подходит к окну, явно наслаждаясь моментом власти. — Видите ли, мадемуазель, через месяц-два кредиторы потребуют полного возврата долгов. У вас нет таких денег. Поместье будет описано и продано с молотка за бесценок.

Он поворачивается ко мне, и в глазах читается полная уверенность в правоте. Этот человек привык просчитывать ситуации наперёд и редко ошибается.

— Я же предлагаю избежать этого унижения. Мы покупаем поместье за честную цену, достаточную для погашения всех долгов. Вы с братом получаете небольшую сумму на обустройство новой жизни и сохраняете репутацию.

— Как великодушно с вашей стороны, — не удерживаюсь от сарказма.

Он улыбается, но я понимаю, что сарказм он уловил. И даже, кажется, оценил.

— Я практичный человек, мадемуазель. Не люблю красивых слов, предпочитаю факты. Ваше поместье удачно расположено, мне нужны эти земли. Лучше провести сделку по-джентльменски, чем ждать, пока имущество распродадут за долги.

Интересно. Он даже не пытается скрывать своих мотивов. Видимо, считает нас настолько беспомощными, что можно говорить прямо. Или настолько уверен в себе, что не боится нашей реакции.

— И сколько же вы предлагаете за наш дом?

Он называет сумму. Я быстро прикидываю в уме — этого хватит на погашение официальных долгов и ещё останется тысяч на пять ливров. Для разорившихся дворян предложение неплохое.

Но что-то в этом человеке мне категорически не нравится. Слишком уж он уверен в себе. Слишком холоден. И это ощущение, что он смотрит на нас как на препятствие, которое нужно устранить...

— Мне нужно время подумать, — говорю дипломатично.

— Конечно. — Он возвращается к креслу, но не садится. — Но не слишком долго, мадемуазель. Время не ждёт.

— А что, если мы найдем другой способ расплатиться с долгами?

Впервые за всё время разговора он выглядит искренне удивленным. Даже брови поднимает.

— Другой способ? — И смеётся. Смех у него приятный, но в нём слышится снисходительность человека, который объясняет ребенку, почему нельзя полететь на луну. — Мадемуазель, вы очаровательны в своей наивности. Какой ещё способ?

— Ну... — Я делаю вид, что размышляю. — Служба моего брата королю?

— При его... склонностях? — Многозначительная пауза. — Боюсь, его величество довольно требователен к офицерам.

Значит, он знает о проблемах Анри с алкоголем. Интересно, откуда такая осведомленность? Просто сплетни или что-то более серьёзное?

— Тогда... может, удачное замужество?

— Мадемуазель, при всём уважении к вашим достоинствам, приданое невесты тоже имеет значение. А у вас его нет.

Хам еще тот. Но ведёт себя так, будто оказывает мне любезность, объясняя реалии жизни. Видимо, считает, что провинциальная дворяночка должна быть благодарна за урок.

— А может, мы начнём зарабатывать сами, — говорю как бы между прочим.

Теперь он смеется открыто. Долго и от души, как над удачной шуткой.

— Зарабатывать? Дворяне? — Он вытирает глаза платком. — Мадемуазель, это очень мило, но давайте оставим фантазии детям.

И вот