Искусство непослушания - Аля Корс

Глава 5: Прямой эфир с остриём бритвы

Лаборатория «ФармаСинтеза» напоминала стерильный муравейник, в который вот-кнули палку. Вместо привычной тишины, нарушаемой лишь гудением оборудования, пространство оглашали голоса, шаги и нервные команды. Посреди этого хаоса, как островок спокойствия перед штормом, стояла Вероника.

На ней был белоснежный лабораторный халат, наброшенный поверх того самого василькового платья. На груди — пропуск с улыбающейся фотографией, которая сейчас казалась издевкой. В руках она сжимала планшет с бегущей строкой комментариев из готовящейся онлайн-трансляции. Комментарии были предсказуемы: «Клоуны вернулись!», «Покажите, где вы прячете трупы», «Орлов решил окончательно добить свою компанию?».

Александр Орлов наблюдал за подготовкой из-за стекла наблюдательной комнаты. Его лицо было каменной маской, но пальцы, сжимавшие край стола, выдавали колоссальное напряжение. Он видел, как Вероника что-то говорила съёмочной группе, её жесты были чёткими и быстрыми. Она ловила его взгляд через стекло и на мгновение замерла, подняв бровь в немом вопросе: «Ну что, ещё не передумали?»

Он ответил едва заметным кивком. Поезд ушёл. Осталось только мчаться вперёд, надеясь, что мосты не рухнут раньше, чем они их пересекут.

Ровно в полдень красная лампочка на камере загорелась. Трансляция началась.

— Добрый день, интернет! — голос Вероники прозвучал бодро, без намёка на страх. Камера выхватила её на фоне сияющих хромом и стеклом лабораторных линий. — Вы хотели правды? Вы её получите. Сегодня мы не будем ничего рассказывать. Мы будем показывать. А комментировать происходящее будут не я и не менеджеры «Орлов Групп», а те, кто сомневается в нас больше всех.

В кадр один за другим вышли трое: тот самый язвительный блогер-разоблачитель, суровая женщина-журналистка из солидного медицинского издания и молодой, но уже известный своим цинизмом видеоблогер. Их лица выражали скепсис, любопытство и готовность к атаке.

— Правила просты, — продолжала Вероника. — Вы задаёте вопросы нашим сотрудникам. Любые. Они отвечают. Если ответ вас не устроит — давите дальше. Камеры всё транслируют. Мы ничего не редактируем и не останавливаем.

Первые минуты напоминали допрос с пристрастием. Блогер тыкал пальцем в графики на мониторах, требуя объяснить каждую аномалию. Журналистка дотошно расспрашивала лаборантов о протоколах испытаний. Видеоблогер снимал всё на телефон, комментируя шёпотом: «Выглядит убедительно, но чёрт его знает…»

Орлов, не отрываясь, смотрел на мониторы в своей комнате. Его сердце билось с непривычной частотой. Он видел, как напряжены его учёные, как капельки пота выступают на лбу у ведущего исследователя. Но он видел и нечто другое — их профессионализм. Под жёстким прессингом они не ломались, а начинали говорить ещё увереннее, погружаясь в детали, которые были понятны только специалистам.

И он видел Веронику. Она не вмешивалась, но была всегда рядом. Как тень. Как рефери на ринге. Её взгляд был сосредоточен, она ловила каждое слово, каждый нюанс. И в решающий момент, когда блогер, недовольный техническим ответом, начал переходить на личности, она сделала один шаг вперёд.

— Иван, — её голос прозвучал мягко, но ясно. — Ты спрашиваешь о том, почему данные по группе «Б» были обработаны позже. Доктор Петров объяснил — это стандартная практика двойного слепого метода. Ты не доверяешь методу? Или ты считаешь, что доктор Петров, который двадцать лет посвятил иммунологии, врет тебе, глядя в глаза?

Она не защищала. Она атаковала. Но атаковала, опираясь на факты. Блогер запнулся. В его глазах мелькнуло неуверенность. Он был готов к оправданиям, но не к такому уверенному встречному натиску.

Атмосфера в лаборатории начала меняться. Откровенная враждебность сменилась настороженным интересом. Журналистка стала задавать более глубокие, конструктивные вопросы. Даже циничный видеоблогер начал кивать, увлечённо вникая в процесс.

Кульминация наступила, когда та самая журналистка, указывая на сложный хроматограф, спросила: «И вы уверены, что это оборудование не даёт сбоев?»

Вероника, вместо того чтобы дать слово инженеру, повернулась к камере. Её лицо стало серьёзным.

— Абсолютной уверенности не может быть ни в чём. Ни в одном приборе в мире. Так же, как нет её в статьях, которые пишут люди. Есть вероятность. И есть процедуры, которые эту вероятность сводят к минимуму. Мы не просим вас верить нам на слово. Мы показываем вам эти процедуры. Риск был. Мы его признали. Сейчас мы показываем, как мы этим риском управляем. Это и есть правда. Не идеальная, не приглаженная, а живая.

В наблюдательной комнате воцарилась тишина. Орлов смотрел на неё, и что-то в нём перевернулось. Это была не пиар-щица, отрабатывающая свой гонорар. Это была женщина, которая искренне верила в то, что делала. Которая горела своей работой. И этот огонь был заразителен.

Трансляция закончилась через два часа. Когда камеры выключились, в лаборатории наступила мертвая тишина, а затем её нарушили редкие, но искренние аплодисменты сотрудников. Блогер, неловко потупившись, подошёл к Веронике и пробормотал: «Ну… было убедительно».

Она лишь кивнула, чувствуя, как с неё сходит адреналин, и её накрывает волна истощения. Она сделала это.

Первым, кого она увидела, выйдя из лаборатории, был Орлов. Он ждал её в коридоре, прислонившись к стене. Его руки были скрещены на груди, но на его обычно непроницаемом лице читалось странное, непривычное выражение — что-то среднее между одобрением и глубокой задумчивостью.

— Ну что, Александр Викторович? — её голос дрогнул от усталости. — Готовите мне блюдо или… орден?

Он не ответил сразу. Он подошёл к ней, медленно, сокращая расстояние. Они стояли в пустом, стерильном коридоре, залитом светом люминесцентных ламп.

— Вы, — начал он, и его голос был низким и немного хриплым, — самый безумный, безрассудный и раздражающий человек из всех, кого я встречал.

Вероника замерла, ожидая продолжения.

— И, — он сделал ещё шаг, и теперь они были совсем близко. Он был выше её на голову, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — … и самый блестящий.

Его рука поднялась, и он, не касаясь её лица, провёл пальцами по воздуху у её виска, смахивая воображаемую прядь волос. Этот жест был настолько нежным, настолько не характерным для него, что у Вероники перехватило дыхание.

— Вы выиграли не битву, Колесникова. Вы выиграли кампанию, — прошептал он. Его глаза тёмные, пронзительные, изучали её лицо, задерживаясь на губах. — Акции взлетели на пятнадцать процентов за последние два часа.

Она не могла вымолвить ни слова. Вся её острота, вся дерзость куда-то испарились, оставив лишь