Королевская кровь-13. Часть 2 - Ирина Владимировна Котова

Она была абсолютно презирающей этикет (хотя в присутствии матери и на официальных мероприятиях узкого круга, где допускалось присутствие детей, вела себя весьма благовоспитанно, со всеми особенностями этикета), недисциплинированной, умной и восхитительно свободной. Она была как медвежонок в самую безмоглую ребячливую пору, и потому инстинкты в Демьяне реагировали как на ребенка, и потому он, справившись и с изумлением, и с раздражением, включался в игру с ней. Ну что с медвежонка возьмешь, от которого исходит такое обожание?

Потом, когда визит закончился, он по ней даже скучал. По смеху, по радости, с которой она на него смотрела, по той непредсказуемости, что она принесла в его жизнь.

Но формализованность и дисциплина быстро поставили мозги на место. И он вновь вернулся к обязанностям принца и наследника.

Отец поговорил с ним и просил подумать касательно женитьбы на Василине. Кланы ждали, что он выберет в жены дочь кого-то из линдморов, и посмотри Демьян на сторону, затаили бы обиду — а, значит, часть законов не получила бы поддержки или тихо саботировалась бы.

— Ирина Рудлог в сомнениях, так как знает о наших традиция и считает, что вторая принцесса слишком мягка для наших гор, сын, — предупредил он. — Но я понимаю, что она согласится, если мы четко обозначим наше намерение. Поэтому подумай, сын. Если она тебе горячо по сердцу, то я уже обращусь с официальным предложением. Если нет — выбери кого-то из своих.

Помнится, тогда у него мелькнула мысль, что женись он на Василине, и бойкая непоседа Полина наверняка будет приезжать к сестре и веселить его. Мелькнула и ушла. К Василине он испытывал сдержанный теплый интерес, который не пересилил традицию. От мысли о помолвке он отказался. Но попросил отсрочку с женитьбой до того, как отучится.

А там уже погиб отец и за государственными заботами ему надолго стало не до жены. Пусть он выиграл бои, пусть ему поклонились, признав, что он сильнее, но для матерых медведей он оставался юнцом, сильным, но неопытным, и это заставило быстро учиться, стать еще жестче, дисциплинированней, внимательней, стать для них воплощением традиции и духа Великого Бера.

Полина ворвалась в его мир, смешав все карты. Неправильно было жениться на иностранке — но он и думать ни о ком другом в своей постели и в своей жизни не мог, кроме как о ней с того самого момента, как увидел ее птицей, улетающей из его разбитого окна после того, как он чуть не разорвал ее и чуть не взял силой.

И пусть тогда он был в своем праве — воровка на его территории, которая разбудила в нем инстинкт своими прыжками, — он благодарил своего первопредка, что сумел остановиться.

И знай он, что потом случится на свадьбе… может, было бы лучше, если бы он Полину вообще не искал?

Он ведь тогда приходил к ней во дворец Рудлог, не в силах, однажды попробовав, отказаться от ее огня, и целовал ее, и ласкал, заходя за грань приличий, как и она ее — и как он доволен был своей сдержанностью, своей волей, тем, что как бы ни кричал инстинкт «возьми», он мог останавливаться. Так должно было быть всегда.

Но случилось иначе. И можно кивать на безумие, на происки врагов — будь он менее самоуверен, менее король, он бы не стал устраивать бои, чтобы успокоить поборников традиций. Ничего бы ему не сделали. Но нет, он должен был все сделать правильно.

Ему стало холодно, и он запрокинул голову на алтарь, который теперь не грел.

«Вернуться назад нельзя, — напомнил он себе. — Нельзя отменить прошлое».

Сейчас, когда вновь судьба Полины встала на зыбкую почву, он ощутил то, что ощущал, но никак не успевал осознать в дни после ритуала Солнечный мост, в дни, когда он боролся за ее жизнь, которую она отдала ему.

Ему было страшно вновь стать одиноким. Потому что очевидным стало то, что он никогда не понимал из-за муштры и обязанностей, забитых сначала учебой, а затем государственными делами дней и ночей, в которые он вырубался раньше, чем голова касалась подушки. Все это время, с самого детства, он был одинок. Одинокий ребенок среди взрослых, древних духов и каменного замка, у которого общение с друзьями — по расписанию.

Именно поэтому он так дрогнул, когда Полина сказала, что хочет много детей. Сам бы теперь он не посмел у нее просить. Красные плодовиты, у ее матери было шесть дочерей, у старшей сестры — трое, и если она тоже хочет, то его дети не будут одиноки.

И здесь, в замке, надо селить семьи гвардейцев с детьми, если они захотят. У всех детей должна быть большая компания. Ребенок не должен расти один — все, что Демьян вынес из своего детства. Да у него за поездку в Рудлог игр было больше, чем за всю жизнь!

У него и женщин-то было немного, потому что он был постоянно занят, и это были недолгие, часто эпизодичные отношения. А Поля ворвалась в это одиночество, сделала его правильную жизнь восхитительно яркой и неправильной и подарила ощущение, что он больше не один. Что есть, помимо мамы, человек, женщина, которая любит его так, что жизнь готова отдать.

И которую так же беспокойно, собственнически, жадно, страстно и ярко полюбил он сам.

У него никогда не было никого, с кем можно было пошептаться в постели, побаловаться или так откровенно посмеяться, как умела смеяться Пол. Не было той, кого хотелось так баловать, на кого хотелось бы смотреть. Той, с кем так сладко, так тепло спалось, с кем хорошо и уютно обнималось в кресле, с кем можно было просто помолчать, обнявшись. Непредсказуемой, смешливой, сильной.

С ее появлением оказалось, что его прежний мир был всего лишь серой и запротоколированной частью огромного яркого мира. Того, который он видел, когда уходил в леса медведем — и того, который подарила ему Поля.

Мелькали перед ним воспоминания и тяжело было на душе.

И здесь, в тишине и полутьме часовни ему наконец-то пришла в голову мысль, которая давно должна была прийти.

Полина столько делает для того, чтобы их супружеская жизнь наладилась. Хотя она имела полное право вернуться в Рудлог, инициировать развод, и ничего бы по завету первопредка он сделать не мог. Она боролась за их семью. А что сделал он сам?

Демьяну не с кем было обсудить то,