Твоя смерть тебя спасет - Лена Валевская

в этот мир свой собственный рок, уготованную от рождения участь. Но здесь один из богов, пусть и лишенный силы, но от этого не переставший быть богом, принялся именовать ее Марьей Моревной, и если бы так продолжалось ещё какое-то время, судьба истинной Марьи Моревны стала бы твоею. Таково слово бога. Но Смерть пошла дальше, и назвала человека не чужим именем, а нарекла новым. Создала новую судьбу. Впрочем, — спохватился голос, — мы отвлеклись. Боги Руси исполнят обе твои просьбы.

Словно гора с плеч свалилась. Кощей спасен!

А боги продолжали:

— За жизнь и силу бога смерти, за уничтожение созданной нами его смерти отдай то, что стало твоим ещё в родном мире и то, что берегло твою жизнь в этом. Отдай то, чем одарил тебя бог другой. Отдай благословение Купалы.

Глава тридцатая. Сделка

— Мара, выйди из круга! — тут же вскричал Орел будто мне на ухо, пока я осознавала, что именно затребовали за свою помощь боги. — Не соглашайся! Эта плата — твоя жизнь, и ты это знаешь!

Пернатые тоже слышат голос богов? Или всё же перешли "Калинов мост" вслед за своей подопечной? Я обернулась, но в святилище чародеев не оказалось. Они находились на том же месте, где я их оставила, у подножия холма, за кольцом символичной реки Смородины. А слышны были так, будто встали за моей спиной. Магия, не иначе.

— Послушай нас, — без ёрничания, непривычно серьезным голосом заговорил и Сокол. — Цена слишком велика. Чернобог не дурак, он справится сам, поверь нам. И на такую жертву согласия точно никогда не даст.

— Себя не жалеешь — нас пожалей, — вставил свое слово и Коршун. — Он силу вернёт и этой силой нас по всей Руси размажет. За то, что его ненаглядную не уберегли.

Я растерянно смотрела на равнодушные изваяния. Цена и вправду высока. Благословение Купалы — то единственное, что сохраняло мою жизнь. Без него судьба достанет меня даже из другого мира.

— Это так? — всё же спросила богов. С тайной надеждой, что они улыбнутся и заверят: нет, Мара, просто не сможешь отбиваться от славянской нечисти, ну да на Руси любой обычный человек так живет, и ничего. В случае чего у тебя свой защитник будет, ради которого ты стараешься.

— Верно, — ответили боги. — Истинной платой станет твоя жизнь, дитя чужого мира. Всё вернется на круги своя. Всё будет, как и должно. Твой срок был отмерен еще при рождении, и лишь вмешательство иного мира добавило тебе дней. И хватит на этом. Или ты противишься? Неужто засомневалась в своей просьбе? Передумала?

Меня трясло в какой-то жуткой лихорадке. Передумала? Засомневалась?

— Нет! — выкрикнула я. — Но позвольте мне узнать лишь одно! Моя плата… Она и вправду спасет Кощея? Не окажется ли напрасной? Что будет, если я откажусь? Что станет тогда с Чернобогом? Он справится с врагиней?

В голову будто со всего маху врезался огненный шар, и сразу же перед глазами вспыхнуло видение.

В легком струящемся, словно помехи на экране телевизора, тумане я разглядела знакомую обеденную залу черного замка Кощея. И самого чародея, стоящего метрах в десяти от Моревны, за ее спиной, пока колдунья беспечно и опрометчиво высовывалась по пояс в окно. Видами она любовалась, благо, открывался оттуда пейзаж чудеснейший. У меня самой зачесались руки подтолкнуть ее посильнее, помочь те виды поглядеть уже снаружи, в режиме свободного падения.

Вот и Кощей, видать, понял, что шанс ему выпал преотличнейший, грех таким не воспользоваться. И, пока ведьма не видит его действий, не успеет отреагировать, решил разделаться с ней раз и навсегда.

Поднял он руку, силу зимы в ладонь собирая. Закурился вокруг искрящегося клубка магии воздух от разницы температур. Примерился Кощей к девичьей спине да метнул в нее сверкающий снежинками «привет».

И вековать бы Моревне ледяной статуей, а не тут-то было.

Не долетело морозное заклятие до ведьмы, истаяло на пути, пролилось мелким дождичком.

Моревна обернулась на Кощея неторопливо, с издевкой, по губам ее зазмеилась ехидная и слишком уж радостная улыбочка.

— Вот значит как, Кощей, — проворковала она притворно-ласковым голоском. — Заморозить меня своею силой повелителя стужи пытался, пока я тут исправно невесту изображаю и подлого удара в спину не жду… Прознал, стало быть, что в который раз не ту Марью в свой замок привез.

В глазах Кощея полыхал яростный огонь, сам весь подобрался, напрягся, а с пальцев бесполезная морозная дымка стекает.

— То-то я гляжу, переменился весь и глаз с меня не спускаешь, будто недоброе задумал, — показывает зубки колдунья. — И вроде ласковые слова говоришь да со свадьбой соглашаешься, а всё не то, будто бы нехотя.

Видать, и в самом деле пытался он обмануть врагиню, как нам обещал, лукавством смерть свою забрать. Вот только плохой актер из того, кто является воплощением Смерти. Смерть вообще бесхитростна и прямолинейна. Куда ей меряться коварством с живой женщиной.

— А сам всё это время решал, как одолеть Марью Моревну. Значит, нет необходимости притворяться твоей бесхребетной зазнобой и дальше, — глумливо продолжала чародейка. — Право, я даже рада, противно мне дурищу твою изображать. Только знай, Кощей, не выйдет у тебя ничего со мной сделать. Оберегом мне служит смерть твоя, стрела богов, против тебя выкованная. Пока она у меня, остатки твоей силы мне не страшны.

Пальчики ее поигрывали невидимым наконечником стрелы на груди.

Молчал Кощей, а в глазах смятение.

Да и ведьме надоело монологом баловаться да насмехаться. Сделала серьезное лицо и выдала:

— У меня она, Кощей. Зазноба твоя. В клети ее держу, никуда ей не деться. В моей власти. Что захочу — сделаю. Понимаешь, куда клоню? Покажешь, насколько дорога тебе эта смертная? Готов ли за жизнь ее и свободу себя забыть, исчезнуть, как исчезают в небытии погибшие боги?

— А вот это дело не твое, Моревна, — отозвался Кощей с глухим рычанием.

Но с места не сдвинулся, не сводил глаз с того, чего видеть в руке колдуньи не мог, но прекрасно понимал, что там.

— Ой, да неужели? — рассмеялась змеища. — Как раз мое. Ведь мне сейчас решить предстоит, сломать смерть твою или позволишь в сердце свое вонзить? Насколько ценишь свою зазнобушку? Коли люба тебе Марьюшка иномирная, отдай мне бессмертие по доброй воле, подпусти к себе и не сопротивляйся, тогда я ее выпущу и даже не трону, пусть себе живет, мне не жалко. А коли не люба, коли не дорожишь ею, уж не взыщи, прямо сейчас ломаю стрелу, и Марью опосля в Навь