Дом на Уотч-Хилл - Карен Мари Монинг

то почему, и как теперь попасть в башню? Мысленно пересмотрев экстерьер особняка, я осознала, что не видела на северной башне ни одного окна, а также не припоминала дверей. Хотя едва ли моя память была стопроцентной.

Раздражаясь, я прошла вдоль стены вправо, где обнаружила маленькую деревянную дверь с металлическими лентами, спрятанную в тенистой нише под странным углом, на стыке коридора и башни. Петли застонали, когда я толкнула её и посветила внутрь фонариком.

Здесь дом резко сменился с яркого и современного на монотонно-тёмный, плесневелый и антикварный. Исчезли высокие потолки и узорная лепнина. Приветствовавший меня туннель имел потолок из широких досок, такой низкий, что он едва не задевал мою макушку; тёмные панельные стены, липкие от паутины, и полы из грубо отёсанных досок. Он не прерывался окнами или дверьми, не имел освещения, был тесным и провоцировал клаустрофобию. И всё же я ступила внутрь и начала идти.

И идти. И идти.

Такое чувство, будто я прошла больше километра по этому тёмному, изолированному жёлобу, следуя за узким лучом моего фонарика, испытывая дискомфорт, будто узкие, тесные стены могут сомкнуться вокруг меня в любой момент, сокрушить меня в недрах дома, где я буду гнить в забытье. У меня складывалось ощущение спуска по склону, хотя я представить себе не могла, как это возможно в рамках структурной планировки дома, если только я не уходила по туннелю под землю.

Наконец, коридор расположил меня перед дверью, похожей на ту, через которую я вошла — тоже узкая и с железными лентами. Однако эта была сделана из чрезвычайно отполированного дуба, и поверхность её, обнесённая рамой с замысловатыми узловатыми узорами, была покрыта резными трискелионами и семиконечными звёздами. Арка над ней, выполненная из такой же глянцевой древесины, в самой высокой своей точке имела семиконечную звезду, а повыше скопление неразборчивых символов. Дверной ручки не было, так что я прижала ладони и аккуратно толкнула, не желая опять валиться головой вперёд в… Кто знал? На данном этапе своего обескураживающего путешествия я бы не удивилась, обнаружив по ту сторону потайной погреб или темницу.

Вместо этого я нашла колониальную кухню.

Прислоняясь к косяку, я водила лучом фонарика из стороны в сторону, высоко вверх и вниз. Серые ленты густой паутины цеплялись к потолочным стропилам словно массивные раздувающиеся шторы. Насколько я могла видеть, пауков не было; это была такая комкующаяся, густая паутина, которая могла скопиться лишь за десятки, возможно, даже сотни лет запустения. Простой деревянный стол со стульями стоял перед массивным каменным очагом, в боковых стенках которого располагались две печи для подогрева, выполненные в форме улья. Огромный чёрный котёл свисал с каминного крюка, из него торчали щипцы и железный тостер для печи.(Под тостером здесь подразумевается приспособление типа советской вафельницы, где еда зажимается между двумя маленькими «сковородками» и кладётся прямо на угли, где и жарится, — прим). Тут имелась деревянная рабочая поверхность между двумя высокими шкафами; сковороды с длинными ручками и чайники свисали с крючков на бревне и с глинобитных стен. Я испытала такое чувство, будто провалилась назад во времени, и задрожала, осознав, что стою на пороге изначальной хижины, самого первого дома, что когда-либо был построен на холме Уотч-хилл. Воздух здесь был на удивление свежим, прохладным и сухим, без следа плесневелого запаха из коридора.

Я прошла внутрь, мимо веточек давно засохших цветов, перевязанных ленточкой и висевших на ручках шкафа, мимо ваз чертополоха и молочая многовековой давности, мимо чайников и кастрюлек, расставленных на столе и готовых к приготовлению пищи. Тут практически на каждой ровной поверхности стояли тёмные бутылки с маслами и тонизирующими бальзамами, ёмкости специй, даже тарелки, столовые приборы и кружки были расставлены на столе, будто первородные Кэмероны жили в хижине, пока вокруг неё выстраивался остальной особняк, а потом, однажды, прямо перед ужином, они вышли из этой комнаты в основной дом и никогда не возвращались. Всё тут покрывалось толстым слоем пыли, словно интерьер десятки лет стоял непотревоженным.

«Но это место должно быть трофеем», — разочарованно подумала я. Оно не должно скрываться за зловещим коридором, увешанное паутиной и забытое.

Порадовавшись, что здесь потолки были немного выше, чем в тесном проходе, я пригнулась под невесомой паутиной и прошла через кухню в маленькую гостиную с ещё одним камином. Я заглянула в две узкие спальни, затем оказалась перед очередной дубовой дверью с железными лентами, которая отворилась с беззвучной лёгкостью, открыв комнату, которая была частично аптекой, частично библиотекой, и сочилась антикварным сказочным шармом былых времён.

Внезапно я испытала жгучее желание выкопать эту восхитительную драгоценную хижину из обугленного брюха дракона, в котором она томилась, и вернуть её на свет солнца. Скрепить подрубленные бревна, подлатать крошащуюся глину и камень между ними, отполировать котел, убрать доски с окон и повесить чистые кружевные занавески. Сделать надлежащую обстановку и открыть её для города, чествуя корни Дивинити. Она бы хорошо смотрелась в Полночном Саду, если бы там можно было отыскать достаточно места, не потревожив статные дубы.

По всему периметру комнаты стояли стеллажи с открытыми полками и книжные шкафы с томами всех форм и размеров. Кресла с высокими спинками и мягкой обивкой располагались перед очагом. Каминная полка была заставлена бутылочками, склянками и глиняными горшками; там имелись шкафчики с ещё большим количеством крохотных тёмных бутылочек, а также ступки и пестики. В центре комнаты стоял высокий пьедестал с открытой толстой, древней с виду книгой. Я поспешила туда, ожидая найти ботанические рисунки, возможно, рецепты или, если повезёт, фамильную Библию.

Подходя к пьедесталу, я что-то услышала, и оглядываясь назад, я буду гадать, почему это не напугало меня, одну в тёмной забытой хижине, но нежно прошёптанное слово лишь приласкало моё основание шеи сладчайшим из поцелуев.

Кайл-ех.

Посветив фонариком на манускрипт, я с удивлением обнаружила пустые страницы. Затем произошло наистраннейшее. Начали формироваться слова, будто их писала невидимая рука, держащая старомодную ручку для каллиграфии.

Зажги… свечу… Кайлех.

Я поморгала. Раз за разом. Слова по-прежнему были там.

Нервно рассмеявшись, я оглянулась по сторонам, наполовину ожидая, что я не заметила кого-то, стоящего в тени, устроившего мне розыгрыш и знатно хохочущего надо мной. Я посветила лучом вверх и вниз, перед собой и позади себя, но в комнате не было никого, кроме меня. Не сумев придумать больше ничего, я на несколько секунд повернулась спиной к книге, затем резко развернулась обратно.

Предложение исчезло. Теперь страницы с обеих сторон заполнились текстом. Основательно сбитая с толку, я начала читать.

«Кайлех практикуют Путь Воли,