Ради любви и чести - Джоди Хедланд

— сказал Деррик. — Они утверждают, что она возвращалась домой.

Паника охватила мое сердце:

— Она не сказала, почему?

— Никто не знает, — ответил Деррик.

Я мысленно застонал. Вчера мне следовало бы попросить у нее

прощения, а не дразнить поцелуями. Я сел, откинувшись на подушки,

которые, конечно же, облегчили мне последние часы чтения, но теперь стали

врагами, и я боролся, чтобы высвободиться из их уютных объятий.

— Мне нужно поехать за ней. — Я оттолкнул книгу, которую изучал, и

она упала на пол.

При обычных обстоятельствах я бы никогда не позволил ни одному из

древних текстов коснуться земли, а тем более упасть. Но сейчас все, о чем я

мог думать, это как вернуть Сабину. Возможно, она никогда не сможет

забыть о том, что я сделал, но я должен был попросить ее дать мне еще один

шанс. Я должен был сказать ей, что люблю ее. Рана на ноге горела. Однако, прежде чем кто-либо успел возразить или остановить меня, я рванулся и

оказался на ногах. Но после потери крови и двух дней, проведенных в

постели, я был слабее, чем думал, и ноги начали подгибаться.

— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал Коллин, поймав меня, –

разве что вернешься обратно в постель.

Я оттолкнул его и попытался выпрямиться. И снова бедро напомнило о

себе огненной болью. Я стиснул зубы и подавил приступ тошноты.

— Мы с Дерриком поедем за ней и передадим сообщение, — предложил

Коллин, беря меня под руку.

На этот раз я толкнул его в грудь и отодвинулся:

— Я пойду сам, и тебе лучше меня не останавливать.

Я заметил, как Деррик и Коллин переглянулись. Герцог, наконец, оторвался от книги и стал наблюдать за нами.

— Со мной будет все в порядке, — сказал я. — Просто мне надо несколько

минут, чтобы прийти в себя и восстановить силы. Но я сделаю это.

Деррик и Коллин посмотрели на герцога, словно ожидая его вердикта.

Несмотря на все мое уважение к герцогу, я не собирался позволять ему

диктовать, что мне делать или не делать сегодня. Я сделал неуверенный шаг

вперед, пытаясь показать, что готов, но я действительно был слаб, как

жеребенок, только что вышедший из материнской утробы.

— Мы пойдем с тобой, — сказал Деррик, и Коллин кивнул в знак

согласия. — Давай помедленнее.

— Даже медленный шаг может открыть раны, — предупредил герцог.

Повязка на моем бедре была девственно белой, но рана была глубокой, с рассеченной мышцей, и потребуется время, чтобы зажить. А времени у

меня не было.

Три пары глаз уставились на меня. Каждый из них думал, что я

поступаю глупо, но паника продолжала расти в моей груди, увеличивая

прилив энергии.

— Я не могу позволить ей уйти, не попытавшись хотя бы уговорить

остаться.

Сначала кивнул Деррик, потом и Коллин склонил голову. Смирению в

их глазах говорило, что они все поняли. Они оба почти потеряли женщин, которых любили. Им пришлось сражаться, чтобы завоевать их. Теперь

настала моя очередь сделать то же самое. Я не знал, как мне вернуть Сабину.

Но, по крайней мере, я попытаюсь сделать это с помощью моих верных

спутников.

Капитан Фокс толи тащил, толи нес меня сквозь густую ежевику, и я не

знала куда. Если он решил сжечь меня, почему бы не привязать к дереву и не

поджечь?

Он остановился, я почувствовала, что моя кожа была разодрана и

понимала, что сплошь покрыта синяками. По треску веток и шепоту голосов

я поняла, что остальные бандиты следовали за капитаном Фоксом. Я не

знала, что они собираются со мной делать, но чувствовала себя странно

спокойно. Я не могла сражаться с этими вооруженными воинами. Мне нечего

было сказать им, кроме того, что уже было сказано в мое оправдания, пытаясь убедить их, что я не ведьма. Я была слишком далеко, чтобы позвать

на помощь. Даже если кто-то из путников наткнется на мой экипаж и

бабушка сообщит им о случившемся, как они меня найдут? Я должна была

смотреть правде в глаза: я должна была умереть.

Капитан Фокс снял мешок с моей головы, и я глубоко вдохнула

болотный воздух. Я стояла на самом краю большого пруда, окруженного

густым лесом вязов, елей и берез. Лишайники обвивали стволы деревьев, делая все вокруг еще ярче и пышнее. Пруд окружали длинные заросли

тростника и рогозы, а над кувшинками с жужжанием кружились стрекозы.

Здесь было бы прекрасно, если бы это не было местом моей смерти.

— Он достаточно глубокий? — Спросил человек в плаще позади

капитана Фокса.

— Да, посередине, — сказал капитан.

И тут я поняла, что они собираются делать: бросить меня в воду и

утопить. Большинство людей верили, что если женщина тонет, как камень, то

она невинна, но если всплывает на поверхность, то она ведьма. Считалось, что ведьмы отвергают таинство крещения, и в результате вода отторгает их

тело и не дает им погрузиться в воду. В любом случае, я вряд ли выживу.

Утону я или нет, я просто задохнусь под водой. Я сомневалась, что капитана

Фокса волнует, утону я или сплыву. Он считал меня ведьмой и хотел, чтобы я

умерла.

Он резко дернул и разрезал сзади шнуровку лифа, я вцепилась в юбки:

— Нет, — ответила я. — Я поплыву в одежде.

Но капитан снова дернул шнуровку, скреплявшую мой корсаж:

— Конечно, ты утонешь в этом тяжелом одеянии, — усмехнулся он. — И

как это что-нибудь докажет?

— В любом случае это ничего не докажет. За исключением того, что вы

невежественны и предвзяты.

Я вздрогнула, когда он снова нанес удар, лезвие оказалось слишком

близко к моей коже. Ткань ослабла, и он стянул ее. Затем нож вонзился мне в

юбку. Сила удара чуть не уронила меня на землю. Через несколько

мгновений он снял с меня всю одежду, вплоть до чулок и сорочки, так что я

осталась стоять только в белом льняном нижнем белье. И в перчатках.

Видимо, капитан Фокс не хотел снова увидеть бардовое пятно.

Прохлада долины проникла сквозь мою рубашку и заставила меня

вздрогнуть. Июньское тепло и солнечный свет над головой, казалось, больше

не достигали меня. Кровь остановилась, когда я увидела, как один из

бандитов вытаскивает лодку из тростника.

— Шевелись, ведьма, — прорычал капитан Фокс и подтолкнул меня

вперед.

Я ступила в воду, которая все еще была холодной после весенних

дождей. Мои ноги в туфлях погрузились в ил. Капитан грубо перекинул меня

через борт лодки, и я, уже промокшая, шлепнулась на дно. Он забрался