Любовь не предлагать - Алекс Коваль

моя прелесть хвостатая! Даже во сне я ей покоя не даю. Что это, если не чувства? Как минимум глубочайшей привязанности. А там и до любви недалеко. Главное – вектор направления этому чувству правильный задать. И пинка. Для разгона.

Утаскиваю Царицу в спальню, осторожно укладываю на кровать. Врубаю ночник на прикроватной тумбе. По спальне разливается легкий желтоватый свет. Торможу, упираясь одним коленом в матрас. Переодеть, наверное, ее надо? Не будет же она спать в джинсах и футболке?

Во-первых, это неудобно.

Во-вторых, это слишком много одежды на ее теле, которое я планирую всю ночь тискать. Не в смысле приставать к пьяной женщине в отключке. Я же не извращуга какой. А в смысле обнимать там, целовать, щупать, гладить… Но, разумеется, главным аргументом тут является ее комфорт!

Короче, с совестью своей я договариваться умею. Главное – в процессе Царицу не разбудить. А то получу потом удушающий и по совести своей, и по другим частям тела. Вряд ли ее в гневе остановит особая предрасположенность к некоторым из них.

От футболки Обезьянку избавляю быстро. Она даже не сопротивляется. А вот с джинсами приходится повозиться, потому что девчонка начинает активно брыкаться, отбиваясь от моих рук. Бурчит сквозь дрему:

– Я не хочу-у-у…

– А я вот очень, но ты явно не в состоянии.

– Так спать хочется…

– Так кто ж тебе не дает? Сейчас я тебя раздену, и спи сколько влезет.

В ответ слышу «хнык» и устрашающее:

– У меня парень есть!

Опа, козыри в ход пошли? Миленько. И кто это у нас парень, интересно?

Улыбаюсь. Хочется навалить кучу вопросов, пока у этой пьяной дамы развязан язык, но я сдерживаюсь. Не по-мужски это как-то. Захмелевшую фею мучить. Она же, считай, как под сывороткой правды. Мать родную за гроши продаст. Бросаю только:

– Есть, конечно. Как иначе? Такая красивая Обезьянка не может быть без парня. И что, сильно тебя любит?

– Сильно! – надув губы, не открывая глаз, выстреливает. – Убери! – хлопает своими ладошками по моим. – Не трогай…

– М-м, – мычу, отодвигая за запястья руки Обезьянки от пуговицы на поясе джинсов. – Ну а ты его любишь?

– А я… м-м…

Замираю. Момент истины?

Но ответом мне служит только многозначительное:

– М-м-м… я спать хочу…

Ясно все с тобой. И тут обломала. Козень!

Расстегиваю молнию. Хватаю штаны за петли.

Она снова лезет туда своими тонкими пальчиками, побубнивая:

– Да не надо же…

– Надо же! – рычу я.

– Он тебя побьет.

– Обязательно.

– Он большой и сильный хоккеист!

Ох как гордо прозвучало-то! Если бы не знал, что я в ее окружении единственный хоккеист, то точно решил бы, что не про меня речь идет. Что другого себе «большого и сильного» влюбленного осла нашла.

– И клюшкой, наверное, классно владеет, да?

– Лучше всех!

– М, и кубики у него на прессе, наверное, есть?

– Мхм…

– А на лицо как? Красивый?

– Самый!

– Значит, все-таки нравится тебе?

– Очень!

– А какого хрена ты тогда ему мозг выносишь, женщина?!

Ох, дерьмо! Не сдержался. Даже завис, сидя на коленях у ног Обезьянки, ожидая, что вот сейчас она точно проснется окончательно и эта бомба замедленного действия подорвет тут все на фиг. Но…

– Потому что он говнюк, – сопит обиженно.

Я посмеиваюсь. Да, это, конечно, аргумент железобетонный.

– А еще он – боженька женских оргазмов, – пьяненько хихикает моя прелесть.

– Чего? – офигев, переспрашиваю, уже с боем приспустив джинсы этой козы до середины бедер.

– И член у него классный… больше среднего… я гуглила…

Все, меня накрывает дикий ржач.

Гуглила она…

Хотел бы я посмотреть на эти запросы в поисковой строке.

Господи, дай мне сил и мудрости все сказанное этой женщиной ночью не использовать утром против нее же самой. Тут столько поводов ее постебать, что до самой старости хватит.

Отсмеявшись, командую:

– Так, все, Царица! Давай уже снимем эти тесные джинсы, и будешь спать. Очередных откровений мое ранимое сердце не выдержит. Ноги разогни…

– Да не надо же…

– Надо, я сказал!

– Да больно же…

– Чего тебе больно?

Ответом мне служит жалобный «хлюп» носом.

Я стягиваю одну штанину и дергаю вторую.

Слышу вой:

– Ау-у-у…

Опускаю взгляд.

Твою, Марта, мать!

Только сейчас замечаю, что джинсы на одной ноге разодраны, а под ними в кровь разбитое колено с запекшейся на ране кровью.

– Ты до квартиры на четвереньках, что ли, ползла все двадцать с лишним этажей? – ругаюсь.

Отвечает мне новый жалобный «шмыг» носом.

– Ладно, не реви…

– Боли-и-ит…

– Щас разберемся.

Блин.

Делать нечего, снимать-то как-то надо. Не оставлю же я ее в одной штанине!

Решаю, что лучше сделать это резко.

Дергаю за ткань, оголяя вторую стройную ногу. Марта шипит и ругается, пинаясь. Я ловлю ее подбитую конечность, хватая ладонью под коленкой, фиксирую. Дую на рану, успокаивающе поглаживая. Царица хнычет, но брыкаться перестает. А уже через пару минут благополучно подгребает под себя обе подушки и отрубается в позе очаровательно пьяненькой звезды.

Я выжидаю пару секунд.

Все?

Надеюсь, до утра.

Отпускаю стройную ножку. Завидую. А мне такое счастье – уснуть – пока не светит. Рану этой бедовой надо обработать, чтобы не загноилась.

Трындец, какой длинный день!

Сгребаю вещи Обезьянки и сползаю с кровати. Уношу шмотки в ванную, зашвыриваю в бельевую корзину. Завтра с этим разберемся.

Лезу в ящик под раковиной. Благо, в силу профессии у меня дома всегда есть хлоргексидин и различные виды повязок: от кинезиотейпов до пластырей. Даже пара обезболов сильных затесалась. Но это, думаю, не пригодится. В Царице сейчас литры шампанского как обезбол.

Вытаскиваю прозрачную коробку со всем необходимым и краем глаза улавливаю мельтешение по правую руку.

Буквально за секунду успев сориентироваться, захлопываю ящик. Как раз в тот момент, когда что-то черное и пушистое запрыгивает на тумбу с раковиной.

– Едрит твою налево! Это что еще за на фиг? – поднимаю за шкирку черный грязный комок шерсти в колтунах, смутно напоминающий котенка.

Да ну нет…

Серьезно?!

– Ты как тут оказался, малой?

Животное выдает протяжное «мяу».

– Да, согласен, глупый вопрос.

– Мр-р-р… – беспомощно бьет лапами по воздуху живность, выпустив свои крохотные коготки.

Нет, это не женщина, это – беда! Будто мне ее одной – проблемной «твари» – в жизни было мало, она притащила вторую! Четырехлапую, волосатую и блохастую!

Потираю переносицу, усаживая мелочь в раковину. Лапы пушистого скользят по влажному кафелю. Мелкий плавно стекает по стенке, хвостатой задницей усаживаясь на слив. Выдает примирительное «мявк» и таращит на меня свои желтые глазищи.

Ну и чего ты смотришь?

Вот и какого рожна прикажешь мне с тобой делать?