Благородна и благочестива - Ольга Погожева

Ночь прошла тяжело: заснуть Камилле удалось только к рассвету. Безумный вечер, бесконечные распоряжения, замотанные слуги и нянька, помирающая от любопытства. Мэма Софур хоть и находилась рядом, а всё же носа из покоев благоразумно не высовывала. К чести няньки, все расспросы она оставила на потом, радостная уже оттого, что сторожить старшую горничную больше не требовалось: мэму Мартину заперли до распоряжений хозяина замка. Который, хвала Отцу, подавал обнадёживающие признаки нескорого, но верного выздоровления.

Проснулась Камилла поздно, с раскалывающейся головой, разбитая и уставшая. Саднил ушибленный локоть, ныли ссадины, а ещё пол-лица опухло от затрещины ллея Корнелиуса. Разбитые губы треснули и запеклись, и картина в зеркале не воодушевляла настолько, что Камилла всерьёз подумывала отложить поездку.

Не позволила гордость, гудящий амулет стихий в сумочке, нянька, с грохотом распахнувшая тяжёлые створки на окнах, и пэра Эдна, уже откинувшая полог роскошного ложа. К которому, к слову, дочь Рыжего барона уже успела привыкнуть.

— Трапеза скоро, — сообщила камеристка, оглядывая невыразительным взглядом поле работ. Камилла со стоном отбросила зеркальце и приложила ладонь ко лбу. — Нужно привести вас в порядок, светлейшая.

Камилла приоткрыла один глаз и внимательно осмотрела камеристку: голос пэры Эдны показался ей уставшим, но мягким и сочувствующим, чего раньше от неё ждать не приходилось.

— А вы и сами-то прихорошились с утра, пэра Эдна, — подметила Камилла, оглядывая посвежевшее лицо камеристки, по-особенному уложенные волосы и выглаженное платье. — Повод какой?

— Просто выспалась, ллейна Камилла, — ровно отозвалась та. — После вчерашнего словно камень от сердца. Ллейна Одетта здесь, со мной, и это большее, на что я надеялась за столь короткий срок. Хвала Отцу и ллею Патрику…

— А вы-то откуда знаете, что он — ллей? — сощурилась наследница замка, усаживаясь в постели.

— Мои глаза на месте, светлейшая, — коротко усмехнулась пэра Эдна. — Благородную кровь я всегда различу. А мэм Гирр лишь подтвердил мои подозрения.

— А меня проглядели, — не преминула уколоть Камилла.

— Вовсе нет, — тут же нахмурилась верная камеристка. — Я только сказала, что выглядите вы не как ллейна, светлейшая. И сейчас, между прочим, тоже.

Больше спорить Камилла не стала: отдала себя на растерзание умелых рук.

— Как ллейна Одетта? — поинтересовалась она мимоходом, пока пэра Эдна расчёсывала и укладывала спутанные медные пряди. — Полегче?

— О, да, — с теплом отозвалась камеристка. — Юная Одетта наконец выдохнула, бедное дитя. Она скоро спустится в столовую, и ллей Патрик обещал подойти туда же. Поначалу отказывался, но я настояла. Верно поступила, светлейшая?

— Разумеется, — жарко подтвердила Камилла, подпрыгнув на месте. Несмотря на нанесённый ущерб, прятаться от глаз паладина она не собиралась. Вот бы замазать распухшее безобразие хоть чем-то… — А поскорее можно?

Строгая камеристка осталась непреклонна: дорожное платье она обещала приготовить сразу после обеда, а на трапезу Камилле полагалось, как хозяйке замка и светлой ллейне, спуститься в «приличном виде».

— Вам бы тоже приодеться, мэма Софур, — не глядя на няньку, обронила пэра Эдна. Отстранилась, окидывая придирчивым взглядом плоды тяжких трудов. Поправила медную прядь, тотчас закалывая её жемчужной шпилькой. — Хоть и не положено мэмам находиться за одним трапезным столом с ллеями, тем более светлейшими, однако сегодня стоит сделать исключение. Как считаете, ллейна Камилла?

Ллейна Камилла считала, что уж если в хижине на Островах они с нянькой вяленую рыбу за одной столешницей делили, то и теперь не зазорно, однако лишь важно кивнула. С этикетом стоило считаться. Кто его знает, как там с престолом всё же получится.

Камеристка сбрызнула из флакона облачко благовоний, прямо поверх уложенных медных прядей, и кивнула на зеркало:

— Вам нравится?

Камилла растянула здоровый уголок рта в довольной улыбке.

— А ничего так, — согласилась светлая ллейна.

Тёмно-серое, почти стальное верхнее платье лежало поверх тёмно-бордового нижнего, плотно обхватывая грудь и талию, и ниспадая чуть ниже бедра. Выглядывавшая из-под него тёмно-бордовая ткань могла бы показаться тяжёлой для юной девицы, а то и вовсе её старить, однако не в случае Камиллы. Цвет удивительно шёл к медным волосам, контрастируя лишь с верхней серой драпировкой, а ещё — отвлекал внимание от умело подкрашенных, но всё же подпухших от удара губ и замазанной ссадины на подбородке.

— Серьги хороши, — завистливо вздохнула мэма Софур, одобрительно кивая на крохотные рубиновые капли в ушах Камиллы. Уши камеристка проткнула мастерски, ещё седмицу назад, так что даже воспаления не осталось. — Эх, мне бы кто такие подарил!

— Это фамильные драгоценности, — ровно отозвалась пэра Эдна. — Я взяла их там же, где и платья, и носить их смеет лишь ллейна Камилла. Верно, принадлежали её бабушке, покойной ллейне Феодоре.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Камилла, бросая последний взгляд на зеркало. — Что с дедом? Вы проследите за его трапезой?

— Разумеется, — сдержанно кивнула камеристка. — Я уже распорядилась, и…

В дверь нетвёрдо постучали. Глянув на воспитанницу, мэма Софур проворно подкатилась к двери и рывком распахнула створку. Охнула и тут же откатилась в сторону, впервые в жизни не найдя нужных слов для приветствия.