Подари мне жизнь - Эдуард Резник

— Его жена русская?

— Да. Но судя по изворотливости и нахальству этого Константина Щеглова — он мне сразу не понравился, — и она тоже в ближайшее время может оказаться еврейкой. Предлагаю не мучиться с ними больше и отказать.

— Подождите, Мария, — ответил секретарь. — Так сразу нельзя. Вы же выясняли насчет его предков?

— Дедушка Константина был официально признан евреем, так записано в его паспорте. Но что-то меня настораживает, знаете ли. Звали его, как и вас, Давид, отчество — Федорович. Откуда в патриархальной еврейской семье может взяться Федор?

Мария даже с возмущением фыркнула.

— Наверное, тоже — тот еще хитрец, — добавила она.

— А вы пригласите дедушку к нам, на собеседование, — предложил секретарь, почесывая переносицу. — Вот и спросим.

— Тогда надо заказывать машину.

— Почему? Он парализован?

— Вот уже последние лет пятьдесят, если это можно назвать так, — ответила она. — Он покоится на Востряковском кладбище. Сам не доберется.

— Гм-м… — сказал секретарь. — Однако на Востряковском кладбище хоронили в основном евреев.

— Может быть, у этих Щегловых уже тогда были далеко идущие цели, и они хотели загодя к нам примазаться?

— Все возможно. Ладно, — решил наконец он. — Вызывайте его родителей и супругу, будем разговаривать.

— Слушаюсь! — по-военному четко ответила Мария.

После встречи возле больницы и разговора в парке, в тот же день ближе к вечеру Рита приехала к Ольге домой. С собой она привезла множество всяких кремов, красок, парфюмерных изделий и разных причиндалов, которыми орудуют визажисты и парикмахеры-стилисты в салонах красоты. Захватила она также и модное вечернее платье, которое оказалось Ольге как раз впору. Оно даже отчасти скрывало ее беременность. Затем Рита приступила к священнодействию…

Он усадила Ольгу перед зеркалом, набросила ей на плечи простыню, водрузила на ее волосы тюрбан из махрового полотенца. Стала разводить в миске какую-то однородную коричневую массу.

— До чего же я люблю это занятие — хлебом не корми, — говорила Рита, помешивая свое зелье деревянной палочкой. — Так и хочется, когда вижу какую-нибудь неряху на улице, схватить ее за волосы, притащить к себе и начать колдовать. Ведь все женщины красивы, просто не каждая знает об этом и умеет заботиться о себе. Надо уметь преображаться. Менять кожу, как делают это змеи. В принципе нас, женщин, именно этому и обучил первый Змей. Ну тот, в раю, помнишь?

— Я там не была, — ответила смущенно Ольга. Ей было немножко страшно.

— Я тоже, но особенно и не рвусь, — продолжала орудовать Рита, обмазывая лицо Ольги каким-то жирным кремом, а волосы — тягучей массой. — Сейчас мы из тебя Николь Кидман сделаем. Ты даже похожа на нее чем-то. Все вокруг, кто в штанах, попадают шпалами.

— Если тебе так нравится это занятие, шла бы в визажистки, — сказала Ольга.

— Молчи. Нельзя тебе сейчас губы растягивать. Может кожа треснуть. А у меня цель другая. Стать фотомоделью. Мирового уровня. И Каргополов мне в этом поможет.

— Кто-кто? — не удержалась от вопроса Ольга, услышав знакомую фамилию — мужа своей тетки. — Каргополов?

— Ну да, жених мой. А ты его знаешь, что ли?

На всякий случай Ольга отрицательно покачала головой. Правда, она уже видела Риту вместе с Каргополовым тогда, возле кафе на Тверской, но как-то не придала этому особого значения. А теперь все становилось ясным. Выходит, депутат решил все-таки разводиться со Светой. Интересно, а сама тетя знает об этом? В любом случае, это информация к размышлению, — подумала она, глядя на себя в зеркало и видя, как преображается ее внешность под быстрыми и ловкими движениями новой подруги. Рита была действительно очень искусным мастером. В эти мгновения она сама походила на художника-творца, скульптура, живописца, создающего свой лучший шедевр. Ее творческая мысль летала и парила над застывшей, словно манекен, Ольгой, а замысел постепенно воплощался в ту картину, которой будут любоваться и млеть от восторга все зрители. В особенности бюргер Гельмут. В этом отношении Рита все рассчитала очень четко и точно. Ольгу она женит и отправит в Германию. Та будет всю жизнь висеть у нее на долговом крючке. Может быть, она даже сдерет эти полмиллиона с Гельмута. А Костя… Или он вернется к ней, Рите, или она тоже что-нибудь придумает такое… Что ему не поздоровится до конца жизни. Рита даже засмеялась от удовольствия, не предполагая в себе столь изощренного коварства. А Ольга сидела на стуле с закрытыми глазами и думала о своем.

Через полтора часа работа была закончена. Рита, как профессиональный художник, отступила на пару шагов, потом вернулась к своему «мольберту» и сделала последний мазок кисточкой.

— Ну, как? — спросила она.

Ольга открыла глаза и ахнула. Действительно, в зеркале отражалась удивительно красивая женщина, просто чудо русской природы и обеих столиц. Хоть сейчас на конкурс, первое место обеспечено.

— Это я, что ли? — растерянно спросила она.

— Ты, ты! — усмехнулась Рита. — Кажется, я даже перестаралась. Теперь ты и меня затмишь. Надеюсь, сейчас-то ты понимаешь, что значит для женщины макияж и все остальное?

— Понимаю, — кивнула Ольга. — Надо позвать маму и бабушку.

Наталья Викторовна, зайдя в комнату, также не удержалась от восторженного возгласа. Бабушка же лишь осенила Ольгу крестным знамением, будто благословляя на подвиг. Как на борьбу Александра Невского на Чудском озере с немецкими псами-рыцарями, в лице добродушного и состоятельного бюргера Гельмута, измельчавшего потомка еще тех тевтонов…

— Вперед — на битву! — заявила Рита, женским чутьем уловив скрытый смысл бабушкиного жеста.