Август, воскресенье, вечер - Тори Ру

Когда заметил под юбкой кровоподтеки, охренел и разозлился. Открытия посыпались как из рога изобилия, и каждый раз — как кулаком по морде. Ты еще и умная. И веселая. С тобой весело мне…

Он гипнотизирует меня каждым словом, склоняясь все ближе и ближе. Глаза темнеют до черноты, горячее дыхание обжигает скулу.

Я уверена: он не будет откладывать. Несмотря на существование Белецкого и Рюмина, именно сейчас случится мой настоящий первый поцелуй.

— Ты тоже мне нравишься. Сильно. И уже давно… — выдыхаю я в его губы, но договорить не успеваю.

* * *

Мы целовались несколько часов — до нехватки воздуха, исступленно и нежно, а теперь моя голова удобно лежит на его плече, пульс постепенно успокаивается, и разрозненные мысли жужжат, как пчелы над полевыми цветками.

— Я никогда не жил так, — он наматывает мой локон на палец и задумчиво наблюдает за получившимся завитком. — Никогда не видел такого неба — в большом городе его нет… Там нет возможности притормозить и подумать о жизни, нет желания раскрывать душу и кого-то любить. Холодно, серо, тоскливо, бессмысленно… А здесь словно рай — сплошное созерцание, и время не движется. А ты теперь навсегда ассоциируешься у меня с теплом, солнцем и летом. И я бы очень хотел верить в сказки — они тут витают в воздухе. Кстати, помнишь, мы забились на то, что я распутаю пророчества ведьмы? Я ведь реально заморочился: расспрашивал маму, искал в интернете дословные цитаты и кое-что выяснил. В общем, ведьма ваша, как только тронулась умом, начала за всеми следить, поэтому все про всех и знала. Ты ее обижала, значит, была плохой, но, как только сделала доброе дело, стала хорошей — отчего ж не назвать тебя королевой. А загадочные фразы, которыми она так тебя впечатлила, это — значение наших имен. Как я понял, она фанатеет по старым глянцевым журналам, и запросто могла почерпнуть эти знания из них. Суди сама: имя Валерия означает «здоровая и сильная», а Иван — «Божья милость».

— А мир и любовь?

— Это Инга. Ее Ириной крестили.

— То есть бабка знала, что в детстве мы с Ингой дружили, и хотела, чтобы дружба возобновилась? — я зависаю, и Ванина теория вдруг приобретает стройность. — И в ту ночь она видела тебя на локомотиве и была уверена, что, в случае опасности, ты меня спасешь?

— Ага. Это логично.

— Да, но… — я поворачиваю к нему лицо и тону в спокойном, мерцающем золотом взгляде. — Ты же и правда всех спасаешь, а Инга — несет мир и любовь. Как ни крути, это все равно чудо!

* * *

Мы возвращаем отважного «четырехколесного отморозка» сторожу, сердечно благодарим доброго дядьку и медленно плетемся к своим. Время от времени Ваня ловит меня за запястье, прижимает к себе и, прикрыв глаза, надолго присасывается к губам. Я парю вместе с ангелами над лесными дорожками — пульс стучит в ушах, по тряпичному телу растекается теплый мед. В таком помятом и непрезентабельном виде я и предстаю перед разъяренной Раисой и ошарашенными ребятами, выходящими из музея.

— Как вы задержались. Ходорова, в чем дело! — нападает она, но я лишь мычу что-то бессвязное и развожу руками.

— Раиса Вячеславовна, мы потеряли счет времени. Простите! — Поняв, что вот-вот нас запалит, Волков осекается и, не моргнув глазом, врет: — Инга провела нам экскурсию по пансионату, да еще и чаем напоила.

— И Леру? — не сдается упрямая Петрова, и он улыбается:

— Ага. И Леру.

* * *

Обратная дорога проходит в пустой болтовне до тех пор, пока водитель не включает нам караоке. Я прорываюсь к кабине, забираю пульт и микрофон и запеваю песню про крылатые качели — много лет назад еще молодая и полная сил Анна Игнатовна впервые везла нас в заповедник и исполняла именно ее. На удивление, класс не спорит с моим выбором, а радостно хлопает и хором подхватывает куплет.

Очень скоро мы оказываемся в привычной реальности — ржавый поезд, который никуда не укатится, тревожная рябь на воде, старая кирпичная школа… Рюмин, видимо, уже освободившийся от огородной повинности, в компании прихвостней сидит у курилки и смачно харкает в траву. Он приветствует меня кивком головы, скалится, но не встает и не отбрасывает тлеющую сигарету.

Оно и к лучшему. Пусть и дальше треплется с Аитовым и Владиком, а меня, хотя бы сегодня, не достает.

Классная просит Ваню отнести в спортзал инвентарь, а я на ватных ногах ковыляю домой — вместо черных ворон в кронах сосен щебечут райские птицы, щеки пылают, а губы саднит. Мне еще предстоит осознать и принять грандиозность произошедшего, но закричать на всю улицу о безумной любви к Ване я готова уже сейчас.

Запыхавшийся Илюха нагоняет меня почти у ворот и цепляется за рукав марлевки:

— Лерка, постой. Есть разговор.

— Давай потом? — я раздраженно закатываю глаза. — Илюх, я страшно устала, меня искусали комары, мне вынесли мозги занимательными фактами о зубрах!..

— Это быстро, просто ответь! — я замечаю, что Рюмин какой-то дерганый, мутный и бледный, но не успеваю выстроить в сознании блок, и он хрипит: — Просто скажи, моя радость, как в твоей комнате оказалась его гребаная толстовка?

* * *

Глава 42

— Только не гони, что мне показалось, или что ты не понимаешь, о чем идет речь! И я, и мои кенты прекрасно видели, во что одет этот слизняк! А ты тете Томе наплела, будто толстовку с таким принтом у тебя забыл я! — напирает он, оттесняя меня к забору, и я в ужасе вжимаю голову в плечи.

В надежде выиграть пару секунд, усердно роюсь в кармане ветровки в поисках ключей, нарочно несколько раз промахиваюсь мимо скважины, долго сражаюсь с замком, но проклятая калитка все же открывается раньше, чем я успеваю подобрать нужные слова. И я опять расписываюсь в собственном бессилии: я боюсь все сломать, спровоцировать Илюху на агрессию и навредить этим Ване, не хочу впускать Рюмина в наш — только наш! — светлый и яркий мир, я опустошена, выведена из равновесия и не готова к тяжелым признаниям.

— А быстрее никак? — Илюха разъярен, из его ноздрей вот-вот повалит пар, и я малодушно вру:

— Илюх, в дом нельзя, мама пол в коридоре каким-то составом