Леди с дурной репутацией - Тереза Ромейн

Колокольчики зазвенели в голове, безошибочные колокольчики памяти.

— Подожди! Ты говоришь, что не был у леди Деверелл той ночью, когда сломал ногу, то есть тогда же, когда ранили ее мужа.

— Именно, — пошатнувшись, Чарлз схватился за каминную полку, чтобы не упасть.

— И решетка рухнула, когда ты лез наверх, а не вниз.

— Я думал, мы договорились не произносить больше этого слова.

Касс пронзила его взглядом.

— Да, — ответил Чарлз. — Я только что это сказал.

— Значит, ты так и не добрался до окна.

— Правильно.

С новой информацией воспоминания пришли в хаотическое движение, затем в этом хаосе возник стройный порядок. Если в чем-то нет смысла, лучше как следует обдумать это, а не отбрасывать в сторону. Униженные объяснения леди Деверелл, что в ту полную событий ночь она всего-навсего целовалась с лакеем, не имели смысла. Ее светлости нужно было подтвердить свою невиновность, если только она не была невиновной, а мелкое признание стало щитом, которым прикрывалось более серьезное преступление.

— О чем ты думаешь? — спросил Чарлз.

Кассандра думала о том, что, возможно, наткнулась на ответ на главный вопрос, о том, что он все время был у нее перед глазами, только скрытый за шалостями молодой жены и за несчастным случаем, который мог не иметь к данной ситуации никакого отношения.

Сжав щеки брата в ладонях, Кассандра чмокнула его в нос и сообщила:

— Я думаю о том, что вот только что ты, возможно, раскрыл дело тонтины, и о том, что мне нужно сегодня же, до конца дня, посмотреть на ту перголу.

Заторопившись из комнаты, она прошла мимо камина и бросила взгляд на портрет бабушки. Ей показалось, или на лице ее была улыбка?

Глава 17

Утром Джордж проснулся с жуткой головной болью, которую превосходила боль в плече, и со скребущим душу ощущением, что есть что-то, о чем даже не хочется думать.

Кольцо с изумрудом, лежавшее на столике у кровати, жаждало напомнить ему о том, что, во-первых, сегодняшний день, по решению герцога Ардмора, должен ознаменовать окончание дела тонтины, во-вторых, вчера ушла Касс, в-третьих, единственное, чего он не сделал, — не бросил свое сердце к ногам женщины, чтобы остановить ее. Ничто не возымело действия, она все же ушла.

Он привык, что все его планы осуществляются, но никогда не строил планов в отношении Кассандры Бентон. У него имелся план касательно дела. А Касс? Касс… просто подарок небес, как благодатный дождь в пору засухи, без которого нельзя.

Отвратительное самочувствие, скорее всего, следствие воздействия опиумной настойки. Эта дрянь, единожды оказавшись в твоем желудке, не так-то легко соглашается тебя оставить.

Такое можно сказать и о Касс: она как наваждение.

Выпив стакан воды, Джордж позвонил, чтобы принесли кофе, а потом с помощью лакея втиснулся в некое подобие одежды. Бандаж на раненом плече, который фиксировал сломанные кости, крепко держался на своем месте и предотвращал боль, но не позволил бы натянуть сюртук, однако в доме можно было обойтись сорочкой с короткими рукавами и жилетом.

После кофе, горького и крепкого, он сунул кольцо в карман и отправился в свою лабораторию. Было ли это для него заведенным правилом, когда он располагал своим временем как хотел, еще до того, как его подозрения в отношении нечаянных смертей отцовских друзей превратились в дело? Как он обходился со своим временем? Сейчас он уже не мог вспомнить того Нортбрука, который легкомысленно назвал Кассандру простой, совершенно не зная ее.

Вот здесь, на огромном рабочем столе, она сидела, а он снимал с нее туфли, потом кое-что еще… довел ее до экстаза. Сейчас не осталось никаких следов ее пребывания, за исключением бумаги, которую он вставил в камеру-обскуру, перед тем как они покинули комнату. Еще раз он направил объектив в окно на здания, стоявшие на противоположной стороне Кавендиш-сквер, Джордж задернул шторы, зажег желтую лампу, потом поднял крышку камеры-обскуры и вытащил бумагу, которую заранее обработал. Появилось ли на ней какое-нибудь изображение?

Ничего. Какой была, такой и осталась — белой. Пустая трата бумаги и химикатов.

Все те дорогие картины, написанные маслом, развешенные по всему Ардмор-хаусу, словно усмехались ему, дразнили его за то, что он не способен зафиксировать изображение, как на протяжении веков делали давно умершие художники. Они могли изобразить любую эмоцию: радость и похоть, и гнев, и праздность, и любой грех — бурю чувств, а он даже не может поймать изображение проклятого окна, чтобы зафиксировать его на бумаге.

Пальцы сжались в кулаки, комкая бумагу, и он отбросил ее в сторону.

По всей комнате уже валялись такие комки, но ему было абсолютно все равно. Касс была права: иметь такое помещение для бессмысленных занятий — непозволительная роскошь.

Джордж хотел сделать так, чтобы она нуждалась в нем. Ей нужна работа, конечно, деньги, но она могла работать на кого угодно. С ее талантами можно заниматься любым делом; стоит надеть кольцо — и она могла сыграть любую роль.

Ей ничего не стоит научиться танцевать или кого угодно затащить в постель. Но Джордж не кто угодно!

Ему захотелось что-нибудь пнуть, выругаться, подраться и в то же время стать таким, чтобы женщина с рыжими волосами и острым умом не могла шагу без него ступить.

Однако стоявшая в доме тишина не позволяла бить и громить, а кроме того, в дополнение к плечу можно было повредить еще и ногу. Попытка выругаться сразу напомнила ему торговок рыбой из Биллинсгейта и удовлетворения не принесла.

У Кассандры был беззаботный вид, когда она уходила, но он пытался себя убедить, что для нее это был тяжелый шаг, который ранил ей сердце.

Джордж развернул большую камеру-обскуру, и теперь она была направлена на стол, на котором еще совсем недавно сидела Кассандра. Ему хотелось найти какое-нибудь свидетельство ее присутствия здесь, но ничего не было, словно она никогда и не жила в этом доме, словно мисс Бентон вообще не существовало, даже в воображении.

Он все-таки навел камеру-обскуру на стол. Внутри нее все сейчас отражается в перевернутом виде, и Кассандра предложила использовать такой эффект по отношению к человеку.

А было ли этого достаточно, чтобы взглянуть на все по-другому? Имело ли значение то, что Джордж никогда не мог добиться постоянства? Не лучше ли, чтобы этого вообще не существовало?

Ответ не мог быть положительным, потому что это противоречило здравому смыслу. Ну и ладно, все равно.

Закрыв