Шутки крови - Дарья Катина

Все немного прифигели, но вида не подали. Даже Настя.

— Это хорошо, значит будет, кому их защитить, — отрезала женщина, подавая ей бумагу, — А мне надо защитить своего ребёнка. Так что забирай сына и уезжайте.

— Вы согласны отдать мне его насовсем, и подтвердите это в суде? — округлила глаза Настя.

— Да, все верно, находиться сейчас рядом со мной опасно.

Сергей взял из рук Насти расписку, внимательно её прочитал, потом сел на стул и спокойно сказал:

— Никто никуда не поедет. Либо вы все рассказываете, либо я вызываю милицию.

— Не надо милицию, — сказала женщина и разрыдалась.

Мальчишка снова подбежал к ней и начал гладить по руке:

— Ну, баба, ты опять плачешь, ты же обещала, — он тоже начал всхлипывать.

А та вдруг его резко обняла и еще громче зарыдала:

— Ты прости меня солнышко, дуру непутевую, я так перед тобой виновата!

Все ошарашено смотрели на эту душераздирающую сцену, потом Настя сказала:

— Надежда Петровна, давайте расскажите нам все, мы вам поможем.

— Еще вас не хватало в это втянуть. Это же не люди, даже не звери, мутанты какие-то.

— Мы тоже не пальцем деланные, — успокоил её Сергей.

— Ну, хорошо, как хотите. Если коротко, то меня, как последнюю дуру, раздел и обвел вокруг пальца наш адвокат. И теперь я от него в полной зависимости.

— Его фамилия случайно не Ковальчук? — спокойно уточнил Сергей.

— Ковальчук, — удивленно подтвердила женщина.

— А вы могли бы подробнее рассказать про ваши от него зависимости, — продолжил задавать вопросы Сергей.

— Мне трудно об этом говорить, — мотнула головой женщина.

— А вы попробуйте.

— Дело в том, что мой сын в тюрьме.

— Это мы знаем. Причем здесь Иван?

— Подождите, мне надо собраться с мыслями.

— Может, хотите воды? — спросил Павел.

— Спасибо, я справлюсь. У меня слабый сын, домашний, к тому же наркозависимый. Это моя вина. Я его очень трудно рожала. Чуть не умерла. Больше у меня детей быть не может. Он тоже еле выжил, родился восьмимесячным. Вот я и облизывала его всю жизнь. А теперь меня Бог наказывает, — она тяжело вздохнула и продолжила, — Хотя меня есть, за что наказывать.

— Любого человека есть за что наказывать, — поддержал её Сергей.

— Так вот, мой сын в тюрьме. И совершенно справедливо. Они изнасиловали девочку. Но я все равно дралась за него, потому что знала, что в тюрьме он не выживет. Так и получилось. Над ним тут же стали издеваться, и я попросила Ковальчука решить этот вопрос. И он его решил, — теперь она замолчала надолго, уставившись в пол, — И еще он пообещал, что девочка, из-за которой они сидят, изменит свои показания в пользу Стаса. Но вчера… короче у него на меня есть убийственный компромат, против которого я бессильна.

— Так что вчера? — напомнил ей Сергей.

— Вчера он потребовал, чтобы я привезла к нему Ванечку.

— Что значит, привезла Ванечку? — удивился даже Сергей.

— Он извращенец, — тихо сказала она, — Так что забирай сына и уезжайте, а я попытаюсь спасти своего ребенка.

В зале наступила гробовая тишина, даже пацан сидел не шелохнувшись.

— Я изменю показания, — прозвучал уверенный Маринин голос.

Все резко повернулись в её сторону, а Еремеева, которая ее совершенно не узнала и только сейчас поняла, кто перед ней сидит, выпучила глаза и сказала:

— Как же они могли, сволочи, тронуть такую красоту?

— Ваш сын меня не трогал, он наоборот, пытался меня защитить.

— Но ты же на суде… Почему? — женщина смотрела на неё с таким удивлением и надеждой, что ей стало не по себе.

— Вы же помните, мне было семнадцать лет, я тогда после операции вообще плохо соображала и к нам домой пришел ваш адвокат Ковальчук и сказал, что если я буду выгораживать вашего сына, то те, другие хулиганы, его просто убьют. Он мне сказал, что обвинять мне надо всех троих одинаково, а о нем он позаботится сам. Я думала, что так и получилось, ведь ему же меньше всех дали. У меня адвокат намного позже появился и мы с ней это уже не обсуждали. Она меня просто от всех изолировала, спасибо за это ей огромное.

Шокированная Еремеева сидела открыв рот, и не могла произнести ни звука.

— Получается, он ещё тогда все спланировал, отправив вашего сына за решетку? — добил ее своим вопросом Сергей.

Она тупо мотнула головой.

— А права на Ивана предъявить тоже он посоветовал?

Она опять мотнула головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Что же вы такого ему сделали?

— Я не знаю, — наконец выдавила она, — Но я его закопаю.

— Можете на нас рассчитывать. А что за компромат?

— Можно не при девочках и детях?

— Девчата, не скучайте, мы уединимся на полчасика на кухне?

— Конечно, — ответила счастливая Настя.

Марина тоже кивнула головой в знак согласия, и они втроем переместились за кухонный стол.

Когда женщина прояснила суть проблемы и в помещении прозвучали знакомые фамилии, Павел удивленно спросил:

— Бульдог, что ли?

— Да, а вы что, его знаете?

— Встречались, было дело, — усмехнулся парень.

— Так! — хлопнул ладошкой по столу Сергей, — С этого момента, господа, все свои движения согласовываем друг с другом.

— Парни, а вы кто? — удивленно спросила женщина.

— Я частенько задаю себе этот вопрос, — совершенно серьезно ответил Сергей.

Глава 35. Фотографии…

Сергей Иванович Яновский, по кличке Бульдог, только что вернулся из мэрии и теперь озабоченно сидел в своем офисе, почесывая коротко стриженую голову. А подумать ему было о чем. Только что его брат добровольно сложил полномочия народно избранного мэра и согласился на предложение представлять область в Совете Федераций Федерального Собрания Российской Федерации. Другими словами, он становился сенатором от области. Звучит красиво, а толку ноль. Но предложение ему сделали таким образом, что отказаться возможности не было. Либо перспектива угадать на нары, либо полюбовно отказывается от города. На нары ему не хотелось. По факту же получалось, что реальная власть над городом переходила к совершенно другой группе товарищей, контролируемой губернатором, а значит москвичами, с которыми бодаться — себе дороже. Бульдог автоматически оказывался без защиты. Но это ещё было полбеды, а основная беда заключалась в том, что он теперь был не в состоянии выполнить данные ранее обещания. В том числе Греку. Если срыв обычных коммерческих сделок ещё можно было пережить, то договоренности с Греком нельзя было обосновать внешними факторами. Сказал — сделал. Не сделал — ответь. Ответ типа: 'я не смогла' в расчет не брался. Можно конечно подвесить перед его носом морковку в виде открывающихся