Разочарованная, или Проклятье Чёрного герцога - Ника Маслова

я не стала отказываться. Несмотря на трагические события, еда казалась нелишней. Время обеда давно прошло, и желудок неприятно ныл, настойчиво напоминая о своих надобностях.

Инес села у кровати, расположившись напротив меня. Опустила голову, сложила руки на коленях. Прежде я не замечала в служанке Макарии сильной чувствительности, но сейчас девушка то и дело всхлипывала. Словно никак не могла поверить, что непосредственной опасности больше нет.

Её молодая хозяйка, конечно, в себя ещё не пришла, но я не сомневалась, что Валентайн и Оливер поднимут Макарию на ноги.

Я попыталась успокоить Инес:

— Леди Макарии больше ничего не угрожает. Ей невероятно повезло, она не разбилась. Герцог спас её самым невероятным образом. Вы бы видели эту чудовищную розу, разрушившую пол у подножия лестницы. Я так испугалась, думала, это чудовище лезет из ада, а оказалась всего-то лиана, которая поймала вашу хозяйку у самой земли.

— Да, леди Лина, — ответила Инес, но спустя время снова расплакалась.

Макария лежала неподвижно, не проявляя ни малейшего желания поскорей прийти в себя и объяснить, что с ней случилось. Когда я коснулась её правой руки, кожа показалась мне тёплой. Макария выглядела здоровой и как будто спала.

Из-за того, что Инес сидела против света, как раз на фоне окна, я долго не замечала, что с ней также случилось кое-что нехорошее. Когда Милли накрыла на стол, тогда-то я и разглядела глубокую царапину на щеке Инес и красноватую ссадину, обещающую превратиться в полноценный синяк, а также разбитые губы.

— Что с вами случилось, Инес? — спросила я, поворачивая её голову к свету. Девушка опустила глаза. — Боже, это надо поскорей обработать. Милли, дорогая, принеси аптечку или какие лекарства у вас здесь есть.

Пока Милли не было, Инес мне всё рассказала. Я с удивлением оглянулась на хрупкую стройную Макарию, которая, как выяснилась, так ударила Инес по щеке, что та упала на пол.

— Я никогда не видела её такой, — жаловалась Инес. — Леди Макария никогда не была жестокой и злой. — Она указала на царапину. — Это след от кольца. Она ударила меня так, будто била не женщина, а высокий и сильный мужчина.

В доказательство своих слов Инес показала синяк, наливающийся на бедре.

— Когда падала, то ударилась о столбик у кровати, — пояснила она. — Вот этот, у него не такой уж и острый угол, но болит до сих пор.

Столбик у кровати выглядел массивным, но его форма и размер не позволяли случайно удариться об него. Получается, Макария ударила служанку с такой силой, что та проехалась телом по полу.

— Никогда не видела её такой. — Инес покачала головой и призналась негромко: — Я так испугалась. Думала, она меня убьёт.

— А из-за чего она разозлилась?

— Вообще без причины, леди Лина. — Инес прижала руки к груди. — Клянусь, что говорю правду. Она потребовала надеть свадебное платье, я попыталась объяснить, что этого не стоит делать до церемонии, а она разозлилась. И тогда я замолчала, делала только то, что она мне приказывала.

Инес наклонила голову.

— Я так сожалею, что отказалась от вашего предложения. И что согласилась стать горничной леди Макарии и покинуть дом Андерсонов. Не понимаю, что происходит, всё это так странно. Она правда никогда такой не была.

Я думала над словами Инес всё время, пока сидела рядом с неподвижной Макарией. И когда дверь открылась, и в комнату невесты вошёл Валентайн, попросила девушек оставить нас наедине.

75

Герцог сел в то же кресло, где сидела Инес. Дневной свет уже угасал, свечи зажгли, и я прекрасно видела его лицо.

— Вы нашли что-то полезное в своих записях? — спросила я, и он покачал головой.

— А вы? Что-то хотели мне рассказать?

Валентайн относился к тем людям, которые терпеть не могут признавать свою неправоту. Таких среди начальства мне встречалось немало, и я знала, что говорить придётся, проявив максимум такта. Иначе он меня не услышит, гордыня сделает его глухим.

Начала издалека:

— В моём мире человека, который ведёт себя неестественно, странно, могут назвать обезумевшим.

— Как и у нас.

— В старые времена использовали другое слово — одержимый. Подразумевалось, что человек попадал во власть бесов и творил не то, что сам хотел, а что ему приказывали делать. Бесы или демоны, конечно, мифические существа. Но здесь всё иначе. Дарьян называет себя полудемоном. Но он не может войти в тело другого человека и им управлять, это мы с ним уже обсуждали. Но, может, в вашем мире...

— В нашем, Лина, — поправил меня Валентайн.

— Да, в мире Азарии, может, есть существа, которые могут захватить контроль над человеком и заставить его вести себя нелепо и странно?

— Да, такие существа есть. — Валентайн внимательно смотрел на меня. — Как и в твоём прежнем мире, их называют демонами. Это бессмертные духи, которые могут захватывать как тела людей и животных, так и жить в предметах, растениях.

— Вы такой дух, верно? Констанс рассказывал мне о заключении вашей души в каком-то предмете.

— Да, я провел почти пять сотен лет в доспехе. Он стал для меня тюрьмой, из которой невозможно сбежать, — уточнил Валентайн. Его тёмные глаза опасно блеснули.

— Но вы сбежали.

— Сбежал. Ваша дочь мне помогла, за что я перед нею в неоплатном долгу.

Неожиданное заявление.

— Анжела мне об этом не говорила.

— Наверное, не хотела пугать.

Значит, было чем пугать, даже по мнению Чёрного герцога. У меня сердце сжалось, хотя история с его возвращением в мир живых завершилась уже давно.

Плотно сжав губы, я уставилась в лицо Валентайна, затем опустила взгляд на беспробудно спящую Макарию.

— Позже вы расскажете мне эту наверняка пугающую и поучительную историю, — сказала я, — а пока предлагаю подумать, могла ли Макария стать временным вместилищем чужой души?

Валентайн покачал головой.

— Я проверял её при вас. Она совершенно обычная девушка.

— А мог ли этот дух во время проверки как-то скрыться от вас?

— Только если закрылся в предмете. Но у Макарии нет никаких артефактов, которые могли бы вместить в себя духа той мощи, которой хватило бы, чтобы ею управлять.

Вздохнув, я опустила голову. Печальней всего, что в этот раз Валентайн внимательно слушал и слышал меня, но мои предположения не оправдались.

— Я бы