Мой сосед — вампир - Дженна Левин

жаждало большего. Вокруг существовало только его горячее дыхание у моего уха, безжалостные, неотвратимые толчки и мерцающий оргазм, всё ещё дразняще ускользающий.

— Фредерик…

— Я… хочу… чувствовать… тебя… — прохрипел он сквозь зубы. — Кэсси, кончи для меня.

Когда волна удовольствия наконец захлестнула меня, он резко поднёс к губам другой палец, укусил его и жадно потянул мою кровь. Я всё ещё содрогалась от оргазма, когда его бёдра врезались в меня в последний раз. Моя кровь была на его языке, моё имя — сорвавшимся, горящим шёпотом на его губах. Его тело выгнулось надо мной, мышцы напряглись, а руки стиснули простыни по обе стороны моей головы так сильно, что костяшки побелели.

После этого мы долго лежали молча, бок о бок, на его кровати. Моя голова покоилась у него на груди, а лёгкие узоры, что он выводил кончиками пальцев по моей руке, убаюкивали меня. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием да звуками улицы внизу — гудки машин, голоса прохожих. Обычная пятничная ночь, тогда как моя жизнь только что и навсегда изменилась.

Глава 17

Серия взломов пунктов сдачи крови в районе Чикаго озадачивает местные больницы

[со страницы 5 Chicago Tribune от 14 ноября]

Джон Вен, AP — Администраторы больниц Чикаголенда недоумевают из-за волны взломов донорских центров на Near North Side в Чикаго.

— Мы ожидаем, что каждую неделю какое-то количество донорской крови может пропадать, — сказала Дженни МакНивен, координатор добровольцев в Детской больнице на Мичиган-авеню. — Наши донорские акции в основном ведут волонтёры, и ошибки случаются. Но то, что мы увидели за последние сорок восемь часов, нельзя объяснить простой человеческой оплошностью.

По словам МакНивен, за выходные было взломано три разных центра. В каждом случае утром сотрудники находили дверцы холодильников сорванными с петель, а содержимое почти полностью исчезнувшим. Пара длинных белых атласных перчаток, оставленных на одном из мест, сейчас анализируется криминалистами полиции Чикаго в поисках улик.

— Я не понимаю, зачем кому-то делать подобное, — добавила МакНивен. — Если это розыгрыш, то, пожалуй, один из худших. Кровь спасает жизни.

Фредерик — и его обнажённая грудь — ждали меня в гостиной, когда я на рассвете выскользнула из его спальни. Он сидел на диване, слегка нахмурившись над газетой.

— Доброе утро, — сказала я.

Он поднял голову, отложил газету и улыбнулся — немного смущённо, что выглядело забавно после того, как мы провели большую часть вчерашнего вечера. Я удивилась, как аккуратно он выглядел, особенно по сравнению с моей, без сомнения, худшей причёской в истории человечества. Вспомнилось, что вскоре после полуночи он вышел из спальни с извинением и больше так и не вернулся ко мне.

— Который час? — спросила я. — Мне к восьми тридцати на работу.

— Чуть больше шести, — ответил он, поднимаясь.

Он подошёл и обнял меня за талию. Или, точнее, за то место, где талия должна была находиться: я была закутана с головы до ног в одну из его мягких красных атласных простыней, и никакой точности анатомии тут быть не могло.

— Этот пододеяльник тебе к лицу.

Я фыркнула:

— Вчера вечером я так и не оделась снова после… ну… — я запнулась и покраснела. — Завернуться в простыню оказалось проще, чем искать, куда ты швырнул моё бельё.

Он тихо хмыкнул и коснулся губами моей щеки.

— Ты божественна.

— Я вовсе нет.

— Надеюсь, ты больше никогда не наденешь ничего другого.

Его поцелуй был целомудренным и нежным. Я положила ладони ему на грудь и подалась ближе, наслаждаясь мягким прикосновением его губ.

— Странно, что ты всё ещё не одет, — заметила я. — Не похоже, что ты спал всю ночь.

Мои пальцы скользнули по рваному шраму чуть ниже его правого соска. Хотелось спросить, откуда он — ещё при жизни или уже после. Но сейчас было не время.

— Впредь я собираюсь проводить как можно больше времени без рубашки, — сказал он.

Я тихо рассмеялась, удивлённая:

— Что?

— Тебе нравится, когда я без рубашки, — сказал он так буднично, будто говорил о прогнозе дождя. — Очень нравится. А я люблю делать то, что тебе приятно.

Я и не пыталась скрывать, как восхищаюсь его телом, но то, как он это сформулировал, заставило меня задуматься.

— Ты можешь сказать, что мне это нравится? — я провела рукой по его великолепной груди для убедительности. — Кроме того, что я прямо говорила, что у тебя отличное тело.

Он смущённо улыбнулся:

— Твой запах меняется — едва уловимо, но безошибочно, когда ты возбуждена.

Мои глаза расширились: вот это новость.

— Правда?

Он кивнул:

— До вчерашнего вечера я твердил себе, что ошибаюсь, что это просто моё желание так думать. — Его улыбка стала дьявольской, когда он наклонился и прижался губами к моему уху. — Но теперь я знаю, что был прав.

Я вспомнила, как он вчера буквально вдыхал меня, и меня пробрала дрожь, по коже побежали мурашки. Мысль о том, что мой запах меняется, когда я завожусь, и что Фредерик это чувствует, должна бы насторожить. Но по какой-то причине — возможно, потому что это говорил именно он, — она меня не пугала.

Его руки скользнули под край простыни.

— Я хочу снова войти в тебя, Кэсси, — прошептал он. Он притянул меня ближе, так что я ощутила каждый дюйм его жгучего, настойчивого желания, упирающегося мне в живот. — Прошлая ночь была восхитительной, выше всего, что я мог вообразить. Но я хочу ещё.

Я задрожала, обняла его и уткнулась лицом в плечо. Мысленно я закричала на Марси за то, что она поставила меня на утреннюю субботнюю смену.

— Я тоже этого хочу, — призналась я. — Но, к сожалению, мне нужно идти на работу.

Фредерик недовольно застонал и чуть отстранился. Теперь и всё моё тело тоже кричало на Марси.

— Ладно, — коротко бросил он. — Но надеюсь, ты не будешь против продолжить с того места, где мы остановились, когда вернёшься домой.

И тогда я поцеловала его. Потому что нет — я совсем не была против.

Я больше плыла, чем шла, когда добралась до библиотеки на свою смену.

Устроившись за столом выдачи книг в детском отделе, я машинально убрала сумочку, вошла