Храни меня, любовь - Светлана Полякова

— Почему Ламерик? — тихо, улыбаясь, спросил он и нежно погладил ее по голове.

— Ламерик — это символ недостижимого счастья, — пояснила Шерри. — Не отпускай меня, пожалуйста… Я могу снова испугаться.

— Чего? — рассмеялся он, послушно обнимая ее.

— Не знаю… Я трусиха. Я всегда нахожу чего бояться.

— Теперь не надо… Я что-нибудь придумаю, чтобы быть с тобой рядом, — пообещал он. — И Ламерик твой вполне достижимое счастье…

— Правда? — вскинула она на него огромные, счастливые глаза.

— Правда, — кивнул он.

Он понял, как продлить их счастье. Он возьмет два билета. И они поживут в этом Ламерике, раз ей так туда хочется. В конце концов, это материально, а материальное выполнимо.

Он вдруг представил себе, как им будет там хорошо — на берегу озера, и так захотел оказаться в Ламерике немедленно, прямо сейчас, вместе с Шерри…

И все еще боялся поверить, что она в его руках, она подошла сама и в ее глазах — весь свет мира…

— Дай сигареты, — попросил Бравин.

Ничего нет глупее, чем трахаться в машине. Зина приподнялась, потянулась за сигаретами. Бравин почему-то испытал глухое раздражение, глядя па ее полную руку. И на высокую прическу.

— Глупо как-то… Не лето, а мы как уроды бомжующие…

— А ты что хочешь? У меня родители, — огрызнулась она.

— Можно было ко мне…

— Спасибо. Чтобы твоя истеричка ворвалась внезапно. И устроила разнос.

В принципе, все вышло спонтанно. Бравин не смог с собой справиться. И в машине было тепло.

— Вон тем хуже, — хихикнула Зина. — Смотри, стоят, обжимаются… И пойти бедолагам некуда. Старый хрен, отсюда видно. Дома, наверно, супруга. А у девки и хаты нет…

Бравин приподнялся, закуривая, и увидел парочку, вызвавшую такой интерес у Зины.

Они стояли возле ротонды. Освещенные слабым светом луны. Отсюда было плохо видно бесплатное шоу, и Бравин тихо выматерился. Обычно такие типы имеют возможность снимать хату для удовлетворения потребностей. А тут было что-то не то. Как они стояли, точно дождя не было. И вообще — как будто их тут не было.

— Пугануть их, что ли? — с ленивой, плохо скрытой злостью проговорил Бравин.

Он и сам не знал, чем его так разозлила эта парочка.

— Да пускай себе, — рассмеялась Зина. — Нам-то до них дела-а-а… — Она потянулась и сладко зевнула. — Домой надо, — деловито сказала она. И стала одеваться.

Бравин кивнул.

Да. Надо домой.

Там, возле ротонды, мужчина взял лицо девушки в ладони и что-то говорил ей. Бравина разозлил этот жест — лица девицы он не видел, но почему-то ужасно хотелось раздавить эту пару. Как будто они делали что-то, оскорбляющее лично его. Ему недоступное…

Ехать надо было в обратную сторону, и, когда Зина поняла, что они едут в сторону ротонды, она нахмурилась и выкрикнула:

— Куда тебя несет? У нас времени нет! Меня отец убьет…

Но Бравин словно не слышал ее. Он осветил две фигурки у ротонды фарами и коротко, зло гуднул. Девица обернулась.

— Вот это номер, — пробормотала Зина. — Смотри, кто это!

Он сам узнал уже.

Ее лицо, с ослепшими от света фар и счастья глазами. Она продолжала улыбаться и не спешила даже освободиться от рук своего спутника, точно ее совершенно не волновало, что творится вокруг нее. Более того, она и Бравину улыбнулась приветливо, не зная, что именно он за рулем этой бесцеремонной машины.

Он мог остановиться. Выйти и дать им обоим по хорошей порции тумаков. Посмотреть, как они оба превращаются в комки грязи. Унизить их — обоих…

Но рядом была Зина.

Она, словно угадав его намерения, гут же принялась ворчать, что ее точно убьет панаша, и спросила с плохо скрываемой злостью, неужели его все еще заботит Шерри.

— Пет, — буркнул он, проезжая мимо парочки. — С какой стати меня должна заботить эта шлюха?

«И она свое всегда успеет получить… Чтобы узнать, кто хозяин».

Эти мысли его немного успокоили. Но, оставшись один, он долго сидел, уставившись в одну точку. Потом налил себе водки. И мрачно пробормотал:

— Я научу эту суку…

— Муж, — ответила Тоня на Димин вопрос.

Дима удивился тому, как глухо ударило сердце. Он испугался.

— Муж? — переспросил он по возможности беспечно. — Так ты замужем?

— Ага, была, — рассмеялась Тоня невесело. — Приобретала дурной опыт в жизни. Теперь вот иногда в нем просыпаются знойные чувства. Ко мне и к Пашке.

У Димы отлегло от сердца. «Была», — повторил он про себя. Ну мало ли где неразумные, юные леди шатаются по молодости?

— А теперь как? Мужей не прячешь в шкафу, как скелеты?

— В шкафу я прячу только ребенка, — честно призналась Тоня. — С мужьями на будущие двадцать лет завязано. Слишком много неприятных впечатлений…

— Ну вот, — протянул Дима. — А если я захочу быть твоим мужем?

На другом конце замолчали. Он слушал ее дыхание, пытаясь угадать, что она сейчас испытывает. Потом подумал, что она наверняка решила, что он пошутил.

— Я серьезно, — сказал он.

И сам испугался своей решимости. Сейчас она скажет ему: дурак, и повесит трубку.

— Дурак, — сказала она и засмеялась. Но трубку не повесила.

— Почему?

— Потому что, — понятно объяснила она и снова засмеялась.

— Я сейчас приеду, — то ли пообещал, то ли попросил он.

— Ночью? — удивилась Тоня.

— Я же дурак…

— Л, ну если так…

Она снова тихо засмеялась, и он подумал — какой у нее удивительный смех все-таки… Даже не видя ее — можно представить себе, как она выглядит. Смех удивительно ей подходит. Эти рассыпавшиеся колокольчики…

— Шерри до сих пор нет, — сказала она, обрывая волшебство смеха. — Я волнуюсь.

— Она на работе задержалась?

— Нет. Она сегодня встречается с ним…

Дима не знал, кто этот «он». Но спрашивать не стал. Просто вспомнил почему-то про их разговор про открытую дверь. И ляпнул:

— Она вошла в дверь.

— И не знает теперь, как оттуда выйти, — вздохнула Тоня.

— А зачем? Если ей там хорошо?

— А если — нет?

Он хотел возразить, что тогда она бы уже пришла вся в слезах. Но вместо этого снова сказал:

— Я сейчас приеду. Дождемся твоей потерявшейся подружки. И будем решать, что нам с тобой делать. Потому что так дальше продолжаться не может.