Царский каприз - Александра Соколова

— А моя мать еще безупречнее меня! — гордо ответила она. — Вы — первый и единственный в мире человек, способный усомниться в этом!..

— Я, как вам известно, тоже никогда не высказывал по ее адресу ни малейшего сомнения, но все, что сейчас здесь произошло… Согласитесь, что в этом трудно разобраться.

— А что именно «произошло», князь? Оскорбленная и убитая горем мать вступилась за поруганную честь своей дочери? Неужели у вас там, в вашей хваленой Москве и в вашем московском «большом свете», это считается таким необычайным явлением?

— Гм… Но я, в таком случае, тоже имел бы право сказать, что об этом надо было раньше думать.

— О чем именно? — дрогнувшим голосом переспросила Софья Карловна. — О том, что у меня нет стыда, а у вас нет чести? Моя мать виновата тем, что верила в нас обоих, и за такую веру нам с вами меньше, чем кому бы то ни было, следует претендовать на нее!

— Вы тоже ударяетесь в фразы и в трагедию, а между тем нам с вами не до спектаклей! — сердито произнес Несвицкий. — Мне лично необходимо строго и здраво обсудить сложившееся положение. Жениться теперь, сейчас, не повидавшись с отцом и в особенности с матерью и не заручившись их согласием и благословением, мне положительно невозможно! Это значило бы и себя, и вас обречь чуть ли не на голодную смерть! У меня своего лично нет положительно ничего. Ни на какое постороннее наследство я рассчитывать не могу. У меня есть меньшие братья и сестры, которых впереди ждет большое состояние, но мы, старшие, в этом грядущем благосостоянии не участники!

— Да… Я об этом слышала стороной, — с холодной улыбкой заметила Софья Карловна. — Меньшие дети вашей строгой и безукоризненной матери являются прямыми наследниками ее богатого родственника, всю жизнь прожившего в вашем доме и всего себя отдавшего на служение интересам ее и ее старого мужа… Ведь ваш отец что-то лет на двадцать или на тридцать старше вашей матери?

— Да… Но я не знаю, что вы хотите сказать этим?..

— Зато я сама хорошо знаю это! — спокойным голосом произнесла Лешерн.

— Но я в праве требовать, чтобы вы объяснились…

— Нет, князь! После сегодняшнего «объяснения» вы не вправе ничего требовать! — покачала она своей характерной головкой. И знаете, что я скажу вам? — продолжала она, пристально вглядываясь в его растерянное лицо. — Если бы подле меня не было святой, безупречной матери и я не носила славного имени моего отца, я наотрез отказалась бы выйти за вас замуж!

— Вы? Вы отказали бы мне? — переспросил Несвицкий, видимо не веря своим ушам.

— Да, наотрез отказала бы!.. Уважать вас я давно перестала; это чувство мало-помалу отходило от моего сердца, как бы гасло во мне!.. Но за ним оставалась любовь, та святая, беспредельная любовь, которая заставила меня доверчиво прийти к вам в минуту вашей невзгоды и которая… подвигла меня… простить вам мое поруганное доверие, мою разбитую и в грязь втоптанную веру. Теперь и эта любовь угасла, и я уже не счастливой невестой, навеки связанной с любимым человеком, пойду с вами к святому алтарю, а к одной цели прикованным каторжником выступлю рядом с вами в долгий, безрадостный жизненный путь!.. Вы слушаете меня с выражением глубокого удивления на своем картинно-красивом лице?.. Вам вряд ли понятны вся безотрадная горечь моих слов, весь ужас моего позднего сознания!.. Но еще раз: теперь рассуждать уже поздно!.. Готовьтесь к свадьбе, князь!.. Я, как и моя мать, ни ждать, ни откладывать не стану!..

Софья Карловна в свою очередь вышла из комнаты, не подав руки жениху, не обернувшись в ту сторону, где он остался, весь погруженный в состояние глубокого, бесповоротного удивления, весь охваченный тревожным, безотчетным страхом.