Развод с императором драконов - Юлия Сергеевна Ханевская

— Этот дворец будет стоять, пока не воздвигнут новый, — сказал он спокойно. — Будет моей рабочей резиденцией.

Он сделал шаг ко мне ближе, и в его глазах сверкнула решимость:

— Такой вариант устроит твое сердце?

Глава 29

Я не была в Лаэнторе уже много недель — с того самого дня, как Тьма схватила меня с помощью виверна и унесла в пещеру.

Даже теперь, когда на щиколотке сверкал защитный браслет, Рэйдар не отпускал меня одну. Его охрана следовала за мной неотступно — в коридорах, в саду, даже в храме при дворце. Он говорил, что это необходимость, а не недоверие. Я же видела в этом другое: страх.

Не за себя — за меня.

Но о том, что в Лаэнторе кипит работа я все равно знала — со слов Рэйдара.

Каждый вечер он заходил в мои покои и рассказывал, как идут дела.

Мастера поднимали новые стены, латали проломы в башнях, усиливали опоры. Каменные арки снова становились гладкими, крыши перекрывались свежей черепицей. Маги денно и нощно работали над укреплением защитных барьеров, возводили новые круги, вживляли руны в основание замка.

Во дворах они чертили магические символы прямо на земле — узоры, похожие на солнца, переплетенные с языками пламени.

Эти знаки должны были впитаться в грунт и сделать Лаэнтор неприступным даже для Тьмы.

Виверны больше не тревожили западные рубежи, они вообще не давали о себе знать, что странно. Но старые враги сейчас мало интересовали императора. Все внимание требовалось сосредоточить на другом.

Я наблюдала за Рэйдаром, за всем, что он делал, и не переставала удивляться.

Этот мужчина, который когда-то умел лишь приказывать и разрушать, теперь создавал.

Он превратил Лаэнтор в неприступную крепость. Он не давил на меня, а считался с моими чувствами и желаниями.

А еще, он не просто хотел на время покинуть этот дворец — он собирался использовать его.

План Рэйдара оказался дерзким и безумно опасным, но именно поэтому — достойным дракона.

Он приказал вывезти из дворца все, что имело хоть какую-то ценность. Магические артефакты, книги, документы, свитки, редкие зелья и древние клинки — все отправляли под надежной охраной в Лаэнтор.

Я сначала не понимала — зачем такая спешка, зачем опустошать сердце империи. Но потом услышала, как он, стоя у окна, коротко сказал одному из магов:

— Когда Тьма вернется, найдет здесь только голые стены. Они станут ее последним пристанищем. Ее могилой.

Тогда я поняла.

Он хотел превратить дворец в ловушку.

Рэйдар отдавал приказы коротко, четко, не повышая голоса. Казалось, будто огонь в нем стал холоднее, собраннее. Даже в самых простых движениях — когда он поправлял перчатку, когда разворачивался к очередному советнику — чувствовалась власть. Но не та, прежняя, надменная. Теперь это была власть человека, который пережил бурю и выбрал путь заново.

Все, что напоминало о Лисанне, что когда-то было ей любо — зеркала, гобелены, статуи — оставалось здесь.

Пусть Тьма снова почувствует привычные следы, пусть потянется к ним.

Он намеревался заманить ее в пустое сердце империи и обрушить на нее все, что могло уничтожить — свет, огонь, магию, саму суть драконьего пламени.

Я смотрела на него — сосредоточенного, молчаливого, с тенью под глазами, — и ощущала, как в груди все холодеет.

Это был риск. Слишком большой. Но он шел на него без колебаний.

Я не ожидала от него таких шагов.

Не думала, что он пожертвует дворцом, согласится отпустить меня в Лаэнтор, да еще придумает на основе этой идеи план по приманке для Тьмы.

Когда-то я считала, что он не умеет идти на уступки — он приказывает, распоряжается, стоит на своем мнении.

А новый Рэйдар... не просто шел навстречу, лишь бы закончить спор на своих условиях — он исполнял обещанное.

И оттого становилось все труднее держать дистанцию.

Истинная связь требовала большего: близости, дыхания рядом, касания.

Между нами уже не было стены, лишь зыбкая грань, за которой я пряталась, стараясь не обращать внимания на чувства и ноющую метку.

Она отзывалась на каждый его шаг, на каждый взгляд, будто внутри меня натягивалась нить, соединяющая наши души.

Эта связь становилась сильнее, настойчивее. Иногда, когда он входил в комнату, я чувствовала, как воздух сжимается, как жар от его магии касается кожи.

Но я упрямо держала его на расстоянии.

Я не могла позволить себе снова раствориться в нем — не здесь, не среди этих стен, где каждый камень помнил холодный смех Лисанны.

Здесь до сих пор пахло ее духами — терпко, с оттенком роз и чего-то гнилого под этой сладостью. Иногда сквозняк приносил этот аромат из дальнего крыла, и у меня по спине пробегал холод.

Я ждала, когда мы наконец покинем дворец.

Когда все это закончится и я смогу вдохнуть чистый воздух Лаэнтора.

Оставаться здесь было невыносимо.

И вот однажды, стоя у окна и глядя на серое весеннее небо, я опустила взгляд во двор и заметила нечто странное.

В вазоне у лестницы, где еще утром цвели пурпурные ирисы, лепестки потемнели, опустились и начали осыпаться на мрамор.

Я тут же вспомнила, что уже такое видела — в тот день, когда Рэйдару пришлось убить своего советника Велерия.

Через него Тьма проникала во дворец, но потеряв этот источник связи, она ушла в тень.

И вот — я снова вижу почерневшие цветы.

Но это не все… на белом мраморе ступеней ползла сеть тонких черных трещин. Они переплетались, будто паутина, и еле заметно шевелились, словно дышали.

Они захватывали все больше пространства, поднимались по лестнице и тянулись ко входу во дворец.

Дворец содрогнулся так, будто в самое его сердце ударила молния. Воздух задрожал, с потолка посыпалась пыль, и в окне треснуло стекло.

Я едва успела ухватиться за подоконник — пол под ногами качнулся, словно я стояла на борту корабля в бурю.

Где-то глубоко под землей гулко прокатилось эхо — низкое, как рев чудовища. Стены застонали. Я почувствовала, как вибрация прошла по мраморным плитам, поднимаясь по ногам, по телу, до самой груди.

Тьма.

Она вернулась.

Магические барьеры, возведенные вокруг дворца, столкнулись с чем-то чудовищным, первобытным.

Сила, от которой звенело в ушах.

Она не могла войти, но искала путь — скользила по стенам, нащупывая слабые места, щели, трещины. Казалось, даже воздух начал густеть, становясь плотным как смола.

Я выскочила из комнаты, чувствуя, как сердце гулко бьется в груди. В