Воскресшая тень - Анастасия Пименова

– Конечно. Узнал ещё в день, когда Рован обратился, чтобы я восстановил твои данные во всех системах.

– Заходи, Ник. Доусон скоро будет, – говорит Рован, и Николас в расслабленной манере проходит и садится на диван, сам смотрит на меня. – Не пялься на неё.

Ник усмехается и поднимает руки вверх, но отворачивается.

– Мне просто интересно. Так… и зачем я здесь?

– Дождемся Доусона.

Брата мы ждем недолго, около десяти минут, и когда он заходит, то тут же останавливается, подозрительно смотря сначала на Гарнета, после на меня и Николаса.

– Что это всё значит? Когда я видел в последний раз Николаса, то умер Седрик. И что здесь делает моя сестра?

Ник пожимает плечами, а Рован рукой указывает ему, чтобы он сел, что брат и делает, когда я продолжаю стоять в стороне.

Я смотрю на них троих, вспоминая, как они выглядели раньше и понимая, что в их бывшей компании двоих в живых уже нет. Все они изменились, и это чувствуется.

Рован ничего не говорит, просто включает запись разговора, которая звучит сразу во всем его кабинете. Видимо, он перекопировал её себе на компьютер.

Сначала лицо Доусона выражает озадаченность, когда он слышит мой, свой и голос Агнес. После он понимает, когда именно была сделана эта запись, с нашей вчерашней встречи.

Как только Доусон уходит, и я прошу Агнес одуматься, то брат хмурится, ведь ничего не понимает. Всё меняется после слов насчет убийства Гарнета.

– Что это?

– Ты и так понимаешь, что это такое, – отвечает ему Рован. – Свидетельство того, что твоя невеста связана с обычными.

– Невозможно.

Его ответ – категоричный, а взгляд прямой и жестокий. В нем не оказалось и намека на компромисс, лишь холодная, отточенная сталь решения.

Запись тем временем продолжилась и дошла до момента, где разговор затрагивает Нэйгу.

Доусон смотрит теперь на меня, словно я могу объяснить ему, сказать всю правду, что это глупая ошибка.

– Агнес является дочкой Нэйги, пропавшей жены Седрика.

– Нет, – брат покачал головой, а в его глазах я увидела сомнение и боль от постепенного осознания происходящего.

– На секунду отложи свои чувства в сторону и просто подумай. Вспомни, в какой именно момент ты с ней познакомился и при каких обстоятельствах.

– При самых обычных!

– Уверен?

Тишина, воцарившаяся после слова Гарнета, оказалась давящей и всепоглощающей, словно воздух в комнате разом стал тяжелее.

Доусон о чем-то задумался и бросил в мою сторону очередной взгляд, а после вновь вернулся к Ровану.

– Агнес убьет тебя, если Леонора не убьет меня.

Николас усмехнулся и почесал переносицу.

– Она… она не могла… я проверял её, – уже менее уверенно заявил Доусон, – и вам двоим об этом прекрасно известно. Она была чиста.

– Видимо, что-то упустили. Сейчас это уже не имеет значения. Нам нужно добраться до Нэйги. И легче всего это будет сделать через её дочь.

– Я не позволю навредить Агнес.

Рован усмехнулся.

– Мне всё равно на неё. Делай, что хочешь с ней. Мне нужна её мать, и чтобы Леонора была далеко в этот момент.

– Нет. Я никуда не уеду.

– Может быть, ты образумишь свою сестру, Доусон?

– Она уже не ребенок и сама разберется.

Я победно улыбнулась и мысленно поблагодарила брата, видя, что его лицо выражает лишь одни плохие эмоции из-за правды.

Рован поджал губы, но не ответил ему, давая время, чтобы всё осознать и принять.

– Что требуется от меня? – спросил Ник, когда все мы замолчали.

– Мне нужно, чтобы ты подготовил все документы касаемо освобождения Грина, – как только Рован это произнес, то брови Николаса поползли вверх.

– Кайдена Грина?

– Ты знаешь ещё какого-то Грина?

– Ладно. Сделаю. Только позволь узнать по какой причине ты вдруг решил освободить его?

Рован не ответил ему, взглянув на свои часы, когда за дверью раздался голос Софии и её стук.

Как только девушка приоткрыла дверь после разрешения Гарнета, то округлила глаза при виде четверых бессмертных.

– Простите, что отвлекаю, мистер Гарнет, но внизу в холле вновь находится мисс Монк. Она так и не оставляет попыток… увидеться с вами.

– Хорошо, София. Можешь идти.

Девушка кивнула и вышла, а Рован шумно вдохнул, когда с дивана встал Николас.

– Я разберусь с ней, Рован, а по поводу документов… они будут готовы в течение пары часов.

Николас после этих слов вышел, а я села рядом с Доусоном и взяла его руку в свою, чтобы брат взглянул на меня.

– Мне жаль, что всё так получилось, Доусон. Агнес…

– Врала мне.

Я не умею говорить слова поддержки или что-то в этом духе, поэтому лишь обняла его, прикрывая глаза, чувствуя, как Доусон обнял в ответ.

***

Мы подъехали к тюрьме уже ближе к ночи, всего на одной машине, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Я вышла и вдохнула прохладный воздух, замечая высокий, огороженной колючей проволокой, забор. Его серый бетон тянется бесконечно вдаль, теряясь где-то на горизонте.

Звук захлопнутой за спиной двери эхом прокатился по окружающему пространству, словно подчеркивая мою отрезанность от внешнего мира.

Рован вышел следом и остановился рядом, как и один из охранников, что поехал с нами, заменяя обычного водителя.

– Жди нас здесь, – сказал ему Рован, чтобы дальше двинуться вперед.

Я пошла за ним, отставая на полшага, изучая мрачную обстановку.

То, что тюрьма стала более современной – понятно с первого раза.

Камеры, электронные замки на входе, куда мы зашли лишь благодаря тому, что Гарнет отсканировал свой глаз. После мы оказались в белом и очень светлом коридоре, где находятся лишь пару охранников. Они даже не взглянули в нашу сторону, словно Рован здесь часто бывает.

Пройдя через этот коридор, оказались в месте, похожем на приемную, где нас встретил мужчина в форме, который тут же вытянул руку для рукопожатия с Гарнетом, а со мной просто поздоровался.

– Мы ещё не успели ему сообщить, так как всё узнали пятнадцать минут назад, мистер Гарнет.

– Ничего.

Рукой неизвестный мужчина показал нам следовать за ним.

Новая мебель, отремонтированные душевые – все это создает впечатление, что находишься скорее в санатории, чем в месте лишения свободы. Но за внешней благопристойностью скрывается все та же жестокая реальность. Режим остается строгим, правила – нерушимыми. Свобода, пусть и иллюзорная, остается недоступной. Стены, даже свежевыкрашенные, по-прежнему давят своей массивностью и отчуждением.

После последнего раза посещения тюрьмы остались неприятные впечатления, поэтому я обхватила себя руками, что не укрылось от Гарнета.

– Ты могла остаться в машине.

– Могла, но не стала.

На лифте