Среди гроз и теней - Анна Бруша

А Йотун продолжал хлестать словами:

– Разве ты не понимала, что война – это вопрос времени? Не ты ли предупредила об оружии, которое сделала ваша ведьма Кьяра?

– Прекрати! Пожалуйста! – взмолилась я, чувствуя себя худшей предательницей на свете. – Если я хоть немного тебе небезразлична, замолчи.

Если бы я не рассказала ему о бездне, о мертвяках, стремился бы Йотун в Миравингию? Насколько в этом всем есть доля моей вины? Возможно, он бы остался в стороне.

Я судорожно вздохнула. Мне показалось, что я нахожусь в очень вязком видении и никак не могу вырваться. Ноги не держали, и я просто опустилась на пол.

– Безразлична? Мальта! – почти прорычал он. – Ты считаешь, я бы завел этот разговор с той, что мне безразлична?

– Я не знаю! А почему нет? Это деловое предложение, – срывающимся голосом сказала я. – Богатство, власть в обмен на видения – весьма выгодно и разумно.

В темноте я не могла видеть выражения его лица, а значит, он не мог видеть моего. Я быстро смахнула слезы.

Мы молчали, каждый погруженный в свои мысли.

Напряжение было столь сильным, что я неожиданно рассмеялась.

– Что? – огрызнулся Йотун.

– Если хочешь знать, твое предложение гораздо щедрее, чем верховного мага.

– Пффф!

Через мгновение мы оба чуть не давились от смеха. Как будто злое наваждение, захватившее нас, рассеялось. Йотун опустился рядом со мной и бережно обнял.

– И в постели… – шепнул он мне, – тебе лучше в моей постели.

Он поднял меня и положил в эту самую постель. Его ладони были горячими, почти обжигали. Мы лежали рядом, цепляясь друг за друга, точно утопающие.

– Моя возлюбленная, – прошептал он, – Мальта. Я не должен был… так говорить с тобой.

«Возлюбленная».

Йотун употребил именно это слово. Не любовница, не любимица.

Я очень надеялась когда-нибудь услышать от него признание. Невольная нежность, приправленная горечью, почти причинила боль. Я любила его, и он владел моей страстью, несмотря на то, что мог вывести из себя, и я далеко не всегда могла понять его мотивы.

Он осторожно гладил меня по волосам.

– Знаешь, я никогда не боялся заводить врагов. Но меня пугает, что ты можешь им стать.

– Я не хочу быть твоим врагом, Йотун, – тихо призналась я.

– Сколько раз я думал начать разговор о предстоящем походе и так и не решался, – он покачал головой, поражаясь собственной слабости.

Разве тролля могли заботить чувства его наложницы?

– Все, что я хочу, чтобы ты была рядом со мной, как равная. Здесь между нами всегда будет лежать тень происхождения, но в Миравингии возникнет новый мир, в котором мы сами будем творить свою судьбу.

В столице тролльего королевства мы были покровителем и яло эманта, хотя далеко не все принимали такое положение вещей. Я догадывалась, что многие тролли считали меня человеческой шлюхой Йотуна, правда, никто не спешил высказать это прямо, иначе это было бы неуважением к советнику короля, а то и к самому королю, который приказал так поступить. Среди людей моя репутация была бы едва ли лучше. Тут удивительным образом мнения бы сошлись. Я предпочитала не думать об этом, как и не задумываться о будущем.

Но сейчас… когда Йотун сказал: «равная». Это было действительно странно, учитывая, что «равенства» между мужчинами и женщинами быть не могло. Но брак мог поставить мужа и жену на одну ступень.

Но над этим еще предстояло подумать.

– Ты правда любишь меня? – спросила я.

– Люблю и люблю. – Он использовал два тролльих слова, одно из которых означало сильное желание, а другое означало чувство.

Мы так и заснули в объятиях друг друга, шепча признания и обещая не пускать ненависть в свои сердца.

Глава 31

Я смотрела на лежащую на столе карту Миравингии. Тролли разметили границы разных земель: вольные города были закрашены синим, Фиренц, правда, выделен черным цветом.

Земли лордов – оранжевым, магов – пурпурным и баронов – зеленым, все было нанесено весьма тщательно и дотошно.

Я никогда не видела такой чудесной и подробной карты.

Больше всего Миравингия походила на лоскутное одеяло, которое грозило распасться по швам. Я нашла Гиарн, в котором был Мадс… Лурд, который рвали на куски все, кто мог.

Горели деревни и поместья, в неразберихе было трудно понять, кто виновник этих бед: отряды королевы или войска, сражающихся за верховного мага. Пока ни одна из сторон не одержала решающей победы над другой.

И был еще варвар Марианны. Вопреки первоначальному плану, он не торопился вступить в борьбу на стороне королевы Миравингии. Его ватага просто грабила все, до чего они могли дотянуться.

Йотун не соврал, когда говорил, что люди без жалости льют кровь, с азартом убивая друг друга. «Может статься, что крестьяне настолько устанут заново отстраивать свои лачуги и утешать жен и дочерей, что встретят троллей с радостью». И судя по тому, что я видела, он не так уж и преувеличивал. Как ни неприятно было это признавать, в его злой шутке было зерно истины.

Я коснулось толстой точки, обведенной ребристой линией. Так обозначались крепости или цитадели. Люди, погрязшие в жестокости, не заметили, что мертвячки вместе с подчиненными им красными магами захватили уже три замка, незаметно получив в свое владение кусок Миравингии.

Мне наконец-то удалось узнать название места, где они творили свои бесчинства, и еще кое-что новое об этой породе.

* * *

Мертвячка открыла сундук, обитый железом, и недовольно скривилась. В нем оказалось несколько лишь отрезов цветного шелка.

Она кинула изумрудно-зеленый Ингар:

– Тебе пойдет. Но ты была права. Это оскорбление для благородной дамы – быть столь бедной.

– А я говорила, – заметила Ингар, – Ракарм славится гордецами, которые никому не спускают оскорбления. Но наше знаменитое высокомерие – это все, что у нас есть.

– Не так и мало. Сами люди – вот главное богатство, – сказала мертвячка. – Увидишь, наш дом обретет должное величие. Нас будут сопровождать дамы и пажи, а менестрели будут воспевать наше благородство в песнях.

– Это будут очень грустные песни. О крови.

– Опять ты начинаешь, – мертвячка подошла к Ингар и погладила ее по волосам, точно хотела успокоить неразумного, не в меру раскапризничавшегося ребенка. – Песни будут о любви и надежде. О вечности. О силе. А кровь… Разве волк думает о том неудобстве, которое доставляет овце, когда ее режет? И тем более не испытывает вину.

Ингар промолчала.

За дверями покоев раздалась какая-то шумная возня.

Красный маг с затуманенным взглядом втащил в покои упирающегося