Синяя борода и солнечный зайчик - Полевка

выражение лица, будто кто-то умер. Тео забрался с ногами на широкий подоконник, задернул тяжелые гардины, отгородившись от окружающего мира. Он тронул пальцами свое отражение в окне. Ванесса хотела сделать ему больно и у нее это получилось! Но, почему?

Он ведь и сам все знал, и то, что он будет пятым мужем, тоже для него не новость. Тео поежился, так ужасно звучит! И про то, что они знакомы всего неделю, хотя нет, знакомы они несколько больше, просто они вместе всего неделю, зато какую неделю! Омега довольно зажмурился. В самом начале он его опасался, было страшно с ним оставаться, а теперь, похоже, альфа сам его боится. Теодор довольно хихикнул. Охотник и добыча поменялись местами! Настроение опять поднялось! Вот, пойду и поймаю своего саблезубого тигренка и почешу его за ушами!

Тео опять посмотрел на свое отражение. Вот, назло ей буду улыбаться!

Надо найти Доминика. Только как найти человека в таком большом доме? Может спросить у кого-нибудь? Но Доминик сам нашел Тео. Отодвинув складки гардины, он с тревогой посмотрел на омегу.

- Добрый вечер, Теодор. Все в порядке? Я весь день чувствовал, как ты счастлив, а вечером тебя кто-то расстроил. Что произошло?

- Добрый, - Тео потянулся навстречу и обнял альфу, зарывшись носом в рубашку, вдыхая любимый запах, - ничего страшного, столкнулся с Ванессой. Она велела снять портрет твоего отца и хочет повесить туда свой. А я велел повесить портрет обратно. Вот сижу, переживаю, а правильно ли я поступил, она ведь твоя мама? А я кто? Всего лишь пятый кандидат в мужья.

- Про пятого кандидата это она тебе сказала? – вздохнул Доминик, - Тео, любимый, запомни, ты моя пара, ты моя истинная пара, ты мой омега. Ты мое все. А Ванесса, что ж, это - Ванесса. Не обращай внимания на ее шпильки, – Доминик поднял за подбородок взволнованное лицо и улыбнулся, – а по поводу портрета ты абсолютно прав! В галерею предков вешают не просто так. Не столько за то, что ты родился в этой семье, а за то, что ты сделал для этой семьи! Идем.

Они вернулись в галерею, и Доминик стал рассказывать о людях, изображенных на портретах. Так интересно! История, которую Тео изучал по школьной программе, вдруг обрела краски и звуки, наполнилась жизнью людей, которые когда-то ходили по этому дому. Они не дошли и до середины, как в животе Тео забурчало. Омега схватился за живот и покраснел!

- Я тебя заговорил совсем! – Доминик засмеялся. – Поедем, поужинаем куда-нибудь, или может, хочешь в гости поехать? Или на концерт? Я думал, что Ванесса в субботу вечером уже уехала.

- Не хочу никуда. – Тео прижался к боку альфы. – Я устал сегодня. И потом я лучше проведу вечер с тобой наедине, ты интереснее любого концерта.

Рабочие закончили крепить портрет обратно на стену и собирали инструмент.

- А твой отец? – Тео потянул Доминика к портрету, – Он здесь по праву висит?

- Да, безусловно. – Они вдвоем остановились рядом с изображением Чезаре, – если Ванесса хочет портрет, то в доме полно мест, где его можно повесить, но не здесь. Мой отец – гениальный человек. Сильный, умный и очень целеустремленный. Он создал империю, а потом возглавил ее.

- А почему я о нем не слышал? – Тео с интересом рассматривал портрет. Лицо по-прежнему было хищным, но вот выражение глаз будто изменилось. Теперь он смотрел надменно и с вызовом.

- Настоящая власть всегда в тени, Тео. Это не цари и не президенты, они, скорее символы, атрибуты власти. Они принимают законы, заключают договоры и пакты, произносят пламенные речи, перерезают атласные ленты на открытиях, поддерживают людей в тяжелое время, ведут к процветанию народ и нации. Но реальная власть она всегда в тени. Она, как деньги, и реальна, и виртуальна одновременно. Деньги есть у всех, но они на самом деле никому не принадлежат, но кто-то все это контролирует и манипулирует всеми из тиши собственного кабинета.

В животе у Тео опять забурчало. Омега жалобно посмотрел на альфу. Доминик подхватил голодное создание на руки, и пошел быстрыми широкими шагами в комнату.

Когда Тео, разморенный от горячей воды, вышел из ванной, он обнаружил у камина расстеленную шкуру какого-то животного и маленький столик. На тарелках лежали колбаски, крупные куски сыра, овощи и, как ни странно, зефир. Доминик сидел у камина и помешивал угли кочергой. Тео, взяв подушку, уселся рядом. Альфа нанизал колбаски на длинные металлические шпажки и дал одну шпажку Тео. Доминик показал, как можно подрумянить колбаску. Оказывается, это было очень интересно! От угольков шел равномерный жар, а когда колбаска лопнула, сок попал на угольки, взметнулся язычок пламени, и резко запахло жареным.

Они поджарили по паре колбасок, а потом Тео попытался пожарить сыр. Он плавился и пытался стечь по шпажке. Тео перехватил беглеца вилкой, а когда убрал шпажку от огня, сыр застыл бесформенным кусочком. Когда омега укусил его, он заскрипел как кусочек резины на зубах, но на вкус был просто восхитительным! Доминик прилег на шкуру и с удовольствием наблюдал, с каким воодушевлением Тео хозяйничает у камина, позабыв обо всех своих тревогах.

Он вспомнил, как дед Август развлекал его, маленького Доминика, после того, как его мама в очередной раз нанесла визит к родителям. Доминик помнил, как он отчаянно страдал из-за холодности матери. Хорошо, что любви деда ему хватало с запасом! Надо будет поговорить с матерью о ее поведении с Теодором. Тем временем Тео попробовал поджарить зефир! Сколько восторгов! Доминик только вздохнул, какой еще Тео все-таки ребенок. Он в его годы был более зрелым.

Наверное, из-за полувзрослой жизни в пансионе, где контроль во время занятий причудливо переплетался с бесконтрольностью остального времяпрепровождения. Когда ошалевшие от избытка денег и свободы, подростки придумывали одну забаву изощреннее другой, а воспитатели, которые, по мнению родителей должны были контролировать их чад, попросту выманивали у своих подопечных деньги на организацию всевозможных вечеринок, попоек и оргий, в которых подчас принимали участие и ученики и воспитатели. Учителя так же сглаживали скандалы, и зорко следили, чтобы все не выплыло наружу под любопытные объективы безжалостных папарацци, а, главное, не дошло до грозных родителей.

Когда Доминику исполнилось четырнадцать, отец «подарил» ему на день рождения «специального друга», омегу по имени Шу. Двадцати двух лет отроду, он был смуглым и кареглазым, от него призывно пахло сладкими