Академия «505». Крах Ремали. Часть 1 - Дария Эссес

позу, – протянул он, совершая глубокие, очень глубокие толчки. Я вцепилась пальцами в одеяло, а когда громко застонала, он закрыл мой рот ладонью.

Кай опустился на меня, и я почувствовала, что каждая частичка моего тела окутана им и его пьянящим запахом. Он завладел моим разумом. Мечтами. Целями. Повернув голову и утянув его в жадный поцелуй, я не могла представить, что делаю это с другим мужчиной. Он стал единственным. Навечно.

Мой.

Мой.

Мой.

Находясь на грани между потерей сознания и удовольствием, я прижалась лбом к его лбу. Кай переплел наши пальцы и вдавил их в кровать, чем привлек мое внимание. Вены на его руках вздулись от напряжения, наши ладони сжимали одеяло каждый раз, когда он резко проникал в меня, и это было самым сексуальным зрелищем, которое мне удавалось видеть.

Я повернулась и выдохнула в его губы:

– Ты мой, Кай Алькастер.

– А ты моя, Ксивер Зальцри.

Спустя пару мгновений, когда он начал кружить по моему клитору большим пальцем, меня пронзила такая восхитительная волна жара, что пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы никто не услышал моих криков. Я прогнулась в спине и жестко кончила, чувствуя, как меня наполняет тепло Кая.

Нам потребовалось несколько минут тишины, чтобы прийти в себя.

Отстранившись, он провел пальцами по вытекающей из меня жидкости и снова ввел ее внутрь. С моих губ слетело слабое хныканье. Я положила щеку на прохладное покрывало, чтобы усмирить разгоряченную кожу, и испустила протяжный выдох.

– Когда-нибудь ты будешь носить моего ребенка. Или двоих.

Услышав его слова сквозь дымку эйфории, я пролепетала:

– Что?

Он начал покрывать поцелуями мою спину.

– Говорю доброе утро, дорогая.

– Доброе утро, – промурлыкала я, делая вид, что ничего не слышала.

Но я слышала. Каждое слово.

Мы сходили в душ и переоделись в тренировочную экипировку. Конечно, двадцати минут на всё не хватило, но, думаю, Роксания не поставит меня в угол за опоздание. Уверена, она сама только что сползла с моего брата.

Фу, ужас!

Я сидела на кровати и завязывала на ботинках шнурки, когда Кай опустился передо мной на колени и сделал это за меня. Затем приподнялся, упираясь руками в кровать около моих бедер, и прошептал мне в губы:

– Я люблю тебя.

Мое сердце пропустило удар.

Я смотрела в его темные, словно ночь, глаза, распахнув от удивления рот. Мы никогда не признавались друг другу в чувствах. И я… я всё еще не могла поверить, что он может… что-то испытывать ко мне. Что-то настолько глубокое.

– Любишь?

Он зажмурился, словно ему стало больно. Затем открыл глаза и, подняв ладонь, провел кончиками пальцев по моей щеке. Медленно, изучающе, осторожно. Кай очертил контур моих губ и оттянул нижнюю, тяжело сглотнув – будто чувствовал физическую боль, когда прикасался ко мне.

– Безумно.

Но наша любовь – это не боль.

Это спасение.

– И я люблю тебя, Кай. Так сильно, что кажется, схожу с ума.

– И не перестанешь?

– Сходить с ума не перестану, а вот любить – тут ничего не обещаю.

Он усмехнулся, коснулся лбом моего лба, а затем наши губы вновь слились в поцелуе. Мне хотелось кричать от радости, смеяться и плакать, потому что он любит меня. Он, тот самый парень, что защищал меня во время экспериментов, что держал меня за руку, что спас меня, когда я уходила на дно.

Он меня любит.

Кай подарил мне последний глубокий поцелуй, никак не желая отрываться, и двинулся к выходу. Я сидела с мечтательной улыбкой на губах и смотрела на его задницу, представляя, как все последующие утра будут начинаться вот так. Мне не хотелось отпускать его. Я была в шаге от того, чтобы затащить его обратно в кровать и прогулять занятия.

– Встретимся на обеде?

Кай на мгновение остановился.

– Конечно.

Только на обед он так и не пришел.

Ни сегодня.

Ни завтра.

Ни через неделю.

Глава 20

Eigi má feigum forða.

Ничто не спасет обреченного.

Исландская пословица

Еще никогда Дом Альтинга не казался мне таким чужим.

Раньше, когда отец был жив, я проводил здесь много времени. Меня знал каждый, кто работал на правительство, именно поэтому сейчас, пока я шел в конференц-зал, меня приветствовали десятки голосов.

– Добрый день, мистер Алькастер.

– Рады снова видеть вас, мистер Алькастер.

– Как вы себя чувствуете после похищения, мистер Алькастер?

Мистер, блядь, Алькастер.

Я становился своим отцом.

Его похоронили на обычном городском кладбище, но я ни разу к нему не приходил. Не знаю, что меня останавливало, но я будто не смирился с тем, что его больше нет. Казалось, моя щека до сих пор горела от пощечин, а ребра ныли от ударов ботинками. Я ни на секунду не жалел о его смерти, однако…

Он всегда был в моей голове.

Двигаясь по широкому светлому коридору, я не мог выдавить даже искусственную улыбку. Начищенные туфли стучали по отполированному полу, сопровождаясь звуком собачьих лап. Доберманы следовали за мной и рычали на каждого встречного, заставляя их опускать головы. Перед глазами мелькали не лица, а пятна разных оттенков серого и синего. Одеяния ремалийцев резко контрастировали с моим черным костюмом, под который я надел белоснежную рубашку.

Наверное, они тоже видели во мне Джонатана, а не меня самого.

Смогу ли я когда-нибудь избавиться от участи стать его подобием?

Внутри меня бушевали сотни эмоций. Гнев, страх, беспокойство. Этот месяц я провел в подвешенном состоянии, пытаясь не сойти с ума. На то было две причины, и каждая из них заключалась в женщине.

И после этого кто-то будет говорить, что не они правят миром?

Я не видел Лиру. Ни разу за это время. Меня напрягало то, что она находилась где-то рядом, в нескольких шагах от меня. Я чувствовал это. Триона перевезла ее сюда к инаугурации, о чем шептались ее приближенные. Например, ублюдок Фергулус, которого я смещу с должности, как только займу место верховного правителя и главнокомандующего пятидесяти пяти кластерами.

Вторая причина заключалась в Ксивер. Девушке, которую я полюбил больше, чем свою собственную жизнь.

Поддавшись искушению, я погладил татуировку на запястье.

На недавнем собрании разведывательный патруль доложил, что Каратели поднимают мятежи по всему Рейкьявику. Я часто смотрел в панорамное окно кабинета своего отца, который стал моим, и видел поднимающийся над городом дым. То тут, то там жители бунтовали и завязывали потасовки с миротворцами. Они смогли взять под контроль северные сектора, куда теперь не получалось пробиться даже