Крепостная - Марьяна Брай

— Иа торговать на рынка, я покупать деревяска у барысня… она не отдавать, кричать, а потом каа-ак дать по голова. И свет кончился сапсем. Иа думал умиратсь, - трясясь как заяц, делился своим необдуманным поступком привезенный китаец.

Пришлось рассказать Фирсу, как было дело. Глаша завыла, как только я дошла до места нападения.

— Закрой отдушину, Глафира, - приказал Фирс и, дослушав меня, налил китайцу чай.

Отпустить его решили только тогда, когда он слезно пообещал Фирсу больше нас не трогать и не вздумал кого посылать за нами следом вместо себя.

Уходить наш восточный гость не торопился. Присел на оттаявшей частично завалинке у избушки и канючил, чтобы я с ним разговор продолжила. Обещал несметные богатства за мою безделушку.

— А на весенней ярмарке как дорого их можно продать? – решив выяснить для себя как можно больше, спросила я.

— Двасать рубей. Еси побольсе, то надо долго продаваться. Быстро за двасать, - заметив мою заинтересованность и утвердившись в том, что поднос не единственный, китаец Бохай оживился.

— А если к майской ярмарке я тебе принесу двадцать штук? Купишь по восемнадцать рублей за каждый? – прикинув, что лучше сдать первые по восемнадцать, и он их реализует быстро, да еще и станет просить новые, решила не загибать цену.

— Питнасать, - сощурившись так, что глаза превратились в щели, ответил хитро Бохай.

— Нет. Тогда я в Троицке отдам. Там и за двадцать с руками заберут, - повернувшись к усадьбе, я дала понять, что разговор окончен.

— Симнасать тавай. Ни тибе ни мне!

— Нет. Восемнадцать рублей и двадцать копеек. Мое последнее слово! – не повернувшись даже, ответила я.

— Тавай восимнасать. Зачем копейка? – я услышала за своей спиной шаги.

— Еще будешь спорить, еще десять копеек накину.

— Ладна, ладна, стой. Васимнасать и двасать, - он было схватил меня за рукав, чтобы повернуть к себе, но рык Фирса со стороны избушки заставил Бохая вздрогнуть, как от удара током.

— По рукам. Но если я увижу, что такие же рисует кто-то еще, то другие подносы тебе не принесу, - уверенно заявила я, стараясь рассмотреть в щелочках его зрачки.

— Идет! Идет! По рукам! Бохай сказаль. И сделаль, как сказаль! Барысня довольный будет Бохай! – мужичок натянул на голову малахай, потом вспомнил о шишке и, айкнув, заломил шапку на бок.

------------------

Дорогие читатели, если книга нравится, нажмите пожалуйста на кнопку "Нравится" на главной странице книги, чтобы она стала зелененькой.

Так книгу увидит больше читателей.

Спасибо за вашу поддержку, ваши отзывы и ваше анимание к моим героиням.

Глава 46

Просыпаясь утром, я благодарила Бога и на всякий случай провидение за то, что жизнь моя, разум мой не канули в небытие, а предоставлена мне была такая удивительная возможность: жизнь свою прожить иначе.

Вызывало улыбку, что более крепостной я была там, а не здесь. Обязательства, беспокойство за детей, страх, что не подниму их одна, полностью лишали меня возможности найти в себе хоть какие-то зачатки творчества. Да, массаж меня воодушевлял. Радость оттого, что приношу пользу людям, наверное, не была взращённой государством, потому что шла от сердца.

Мерное тиканье часов в гостиной, капель из остатков снежного запаса на северной стороне крыши. Утренний крик петухов из-за открывающейся двери загона, ставший с наступлением тепла более уверенным. Все это еще больше подстегивало меня, поддерживало.

Но больше всего радовала моя нынешняя работа. Подносы на продажу были почти готовы. Между делом я занималась шкатулками. Кое-что из поделок с сыновьями и дочерью Веры, ставшей моей невесткой, я перенесла в мои работы!

Соль, благо помола здесь не было никакого, и кристаллы, созданные природой, идеально выполняли роль самоцветов. Подкрашенные цветной водой, они становились то рубинами, то изумрудами. На одной из крышек из слоев кристаллов соли с разными оттенками зеленого я создала что-то вроде каменного цветка, а из поддающейся уже мне стружки – ящерку. И вуа-ля, шкатулка на тему сказок Бажова готова!

Николаша достал мне металлической стружки, дешевой краски под «золото» и «серебро». И шкатулки мои начали выглядеть дороже. Судя по тому, как замирает от всего этого цыганского блеска Глаша, я понимала, что могу стать источником для тех, кто собирает приданое дочерям.

Двадцать подносов были полностью закончены к середине мая. Кроме них я подготовила десять деревянных шкатулочек «а-ля яйца Фаберже». Да простит меня этот чудесный мастер, но, вероятно, простому люду в доме тоже хотелось изысков.

Благодаря тому, что размером они были не как у великого мастера, а могли вместить стакан крупы, люди простые в них смогут хранить украшения, а можно даже подарить в ней деньги.

Квадратные шкатулки мною засвечены не были нигде. Их я готовила явить пред светлыми, но не видными нам очами Бохая, как раз сразу после продажи подносов. Чтобы не расслаблял свои тощие ноги от напряжения. И не думал, как бы меня обмануть, отдав купленные подносы своему кустарщику на перерисовку.

Лучше пусть постоянно варит в своей голове, что эдакой прелести в моем царстве-государстве еще с лихвой.

Лак этого времени мог бы разочаровать даже обычного человека, а не то, что мастера из моего более продвинутого прошлого. Очень плотный, уходящий в желтизну, он даже не ложился, а наваливался на изделие и выглядел как янтарь.

Плюсы этого лака были в том, что погрузить в него можно было столько слоев, сколько хочешь, и получить внутри этого «янтаря» совершенно изумительные узоры.

Когда-то, листая в интернете картинки талантливых людей, занимающихся эпоксидной смолой, я считала, что всему свое время, и такую красоту нельзя было бы создать в прошлом. Отчасти я была права, поскольку прозрачность «эпоксидки» идеальна, а мой нынешний лак тяжел в работе, дорог и прихотлив. Но редкость моих поделок позволяла лить его слоями. Теперь я полностью была уверена в том, что это окупится!

Осип замирал у меня за спиной, когда я покрывала очередную шкатулку последним слоем лака. Детали под ним должны были быть тончайшими, чтобы не пришлось лить лака слишком много.

— Надюша, это ведь не на нашем рынке продавать! Это надо везти в Оренбург, а еще лучше в Петербург! – шептал мой муж, и я чувствовала, что он не