Тайные близнецы Братвы - Мари Фокс

Мои пальцы сжимают край стола, давление приземляет меня. Лоренцо и я всегда были как масло и вода. Как мой единокровный брат, он унаследовал все, что имело значение в нашей семье — власть, преданность ближайших союзников нашего отца, тяжесть ожиданий. Он никогда не верил в мои возможности. Неважно, сколько сделок я заключаю, неважно, на какие риски я иду, чтобы восстановить то, что мы потеряли, он всегда видит во мне обузу, а не актив. Для него я просто Кьяра.

— Мне не нужно его одобрение, — наконец говорю я, мой голос тверд, несмотря на гнев, кипящий под поверхностью. — Лоренцо занят строительством своей империи в Италии. Я делаю то, что должна делать — для себя и для чести нашей семьи. Если он узнает об этой сделке, то так тому и быть. Пусть разбирается с ней, как хочет.

Данте долго изучает меня, его темные глаза непроницаемы. — То есть, это все еще о мести?

— Конечно, так и есть. — Мой ответ звучит резче, чем я предполагала. Я отодвигаю бокал с вином в сторону, звон громче, чем я хотела. — Шаровы не просто убили моего отца. Они разрушили все, что у нас было в Чикаго. Они унизили нас, уничтожили нас. Я здесь не из-за какой-то мелкой обиды, Данте. Речь идет не только о мести. Это о справедливости.

Выражение его лица слегка смягчается, но голос остается твердым. — А Серж? Что ты планируешь с ним?

Уголок моего рта приподнимается в слабой, невеселой улыбке. — Серж Шаров думает, что может использовать меня. Манипулировать мной. Я позволю ему верить в это. В конце концов, я найду его слабое место. Оно есть у каждого.

Данте не выглядит убежденным, но он наклоняется вперед, положив предплечья на колени. — Говорят, он потерял своего лучшего друга около года назад. Человека по имени Энтони. Самоубийство.

Это привлекает мое внимание. Я наклоняю голову, прищуриваюсь. — Самоубийство… что случилось?

— Никто не знает всей истории, — отвечает Данте. — Люди говорят, что Серж тяжело это пережил. Энтони был не просто другом. Они были как братья. Если в броне Сержа и есть трещина, то это может быть она.

Я медленно киваю, колесики в моем сознании уже крутятся. Такая личная потеря оставляет шрамы. Неважно, насколько холодным или расчетливым притворяется Серж, горе всегда находит способ задержаться. Если я смогу раскрыть, что на самом деле произошло с Энтони, это может стать ключом.

— Приятно знать, — наконец говорю я размеренным тоном. — Что-нибудь еще?

Данте сжимает челюсти. — Только то, что тебе нужно быть осторожнее, Кьяра. Серж опасен. Шаровы опасны. Ты можешь думать, что контролируешь ситуацию, но они не играют ни по чьим правилам, кроме своих собственных.

Я встречаю его взгляд, не дрогнув. — Я точно знаю, что делаю, Данте. Я не боюсь Сержа Шарова.

— Тебе стоит, — говорит он тихим голосом. — Потому что если ты сделаешь хоть одно неверное движение, он тебя уничтожит.

Его слова повисли в воздухе между нами, тяжелые и зловещие. Я отказываюсь позволить им поколебать меня. Меня недооценивали всю мою жизнь — мой отец, Лоренцо, каждый мужчина, который когда-либо смотрел на меня и видел только красивое лицо. Серж Шаров не будет исключением. Пусть думает, что я просто еще одна пешка в его игре. К тому времени, как он поймет, что я не пешка, будет слишком поздно.

Когда самолет начинает снижаться, в поле зрения появляется Чикаго, сверкающий на фоне неба. Этот город когда-то был нашим, символом власти и влияния семьи Винчи. Шаровы украли его у нас, и я сделаю все возможное, чтобы вернуть его. На данный момент Серж — мой ключ. Осознает он это или нет, он уже фигура на моей доске.

Мне просто нужно сделать следующий шаг.

* * *

Колеса самолета приземляются на асфальт Чикаго, слегка подбрасывая меня в кресле. Городской горизонт маячит вдалеке, такой же поразительный и грозный, каким я его помню. Сталь и стекло блестят под солнцем, суровые напоминания о месте, которое когда-то было домом. Мой отец говорил, что Чикаго был нашим королевством, город, построенный на силе, преданности и крови. Теперь это кажется вражеской территорией. Этого зрелища достаточно, чтобы скрутить мой живот, но я отказываюсь показывать эмоции. Я научилась хорошо скрывать свои чувства.

— Назад в логово льва, — бормочет Данте с другого конца прохода, его острые глаза сканируют наземную команду через окно. Он, как всегда, начеку, хотя я знаю, что его осторожность — ради меня.

Я расстегиваю ремень безопасности, выпрямляю спину. — Это больше не их логово, — отвечаю я. — Они отобрали его у нас, и я намерена его вернуть.

Данте наклоняется вперед, выражение его лица скептическое. — Так вот в чем миссия. Месть, замаскированная под бизнес?

Я смотрю на него, мои губы изгибаются в слабой улыбке. — Это называется многозадачность.

Он не выглядит убежденным, но он не спорит. Он знает, что лучше не давить на меня, когда я уже приняла решение.

Мы спускаемся по трапу самолета, свежий чикагский воздух бьет меня, как пощечина. Холоднее, чем я ожидала, и я плотнее укутываюсь в пальто, когда мы идем к ожидающей машине. Водитель открывает дверь, и я проскальзываю внутрь, знакомый гул города начинает окутывать меня. Прошло много лет с тех пор, как я была здесь в последний раз, но каждая улица, каждый поворот ощущаются в моих костях. Голос моего отца эхом отзывается в моей голове, рассказывая о первых днях строительства его империи здесь.

— Хочешь сначала заехать в квартиру? — спрашивает Данте, когда машина въезжает в транспортный поток.

— Нет, — твердо говорю я. — Отвези меня в офис Шарова.

Он поднимает бровь, но не протестует. Я знаю, что он молча каталогизирует каждый потенциальный риск, каждый план действий на случай непредвиденных обстоятельств, но я не могу позволить себе откладывать. Чем быстрее я встречусь с Сержем, тем быстрее я смогу начать плести свой план.

Поездка на машине тихая, но мой разум совсем не такой. Имя моего отца, наследие, которое он создал, то, как оно было разобрано по частям, — все это подпитывает мою решимость. Я заставлю их заплатить. Я заставлю Сержа Шарова заплатить.

Штаб-квартира Шарова — это внушительное сооружение, гладкое и современное, с отражающими стеклянными окнами, которые, кажется, бесконечно тянутся вверх. Это резкий контраст с элегантностью старого мира, которую предпочитала моя семья. Когда я выхожу из машины, вид