Луиза Вернье - Розалинда Лейкер

В первое воскресенье апреля, на которое пришелся двенадцатый день рождения Луизы, они с Катрин планировали прогуляться до улицы Ришелье, но сильный ливень вынудил их укрыться в Лувре. Катрин, которая всегда переполнялась восторгом при виде многочисленных мраморных статуй и темных полотен, стряхнула с шали капли дождя и отступила на шаг назад, чтобы полюбоваться большим надгробным изображением, не заметив стоявшего позади нее мужчину. Она и не натолкнулась бы на него, отступи он немного в сторону, но он разглядывал ее из-под полей своей шляпы сразу же, как только она вошла, поэтому ухватился за возможность познакомиться с ней.

— Ба! Прошу прощения, — воскликнула Катрин, и тут чья-то твердая рука удержала ее за локоть. Обернувшись, она увидела коренастого мужчину с квадратным лицом и расплывшимся в улыбке лукавым ртом, который, вне всякого сомнения, решил за ней приударить. И в ответ на это безошибочное приглашение к флирту в ней пробудилась кокетка.

— Ну, и кто здесь все место занял? — игриво и с вызовом спросила она его. — Вы или я?

— Разумеется, не вы, мадемуазель. Это была целиком и полностью моя вина. Я должен был видеть, как вас очаровал этот шедевр. У вас, несомненно, прекрасный вкус во всех этих вещах. — И он обвел широким жестом окружавшие его сокровища. — Буду чрезвычайно признателен, если вы разъясните мне достоинства этого куска мрамора. — Он перевел дыхание. — Еще раз простите. Я же не представился. Меня зовут Анри Берришон, и я совсем недавно приехал в Париж. Точнее, три месяца назад. А вы, мадемуазель?

Они познакомились. Луиза была готова к тому, что на нее не будут обращать ни малейшего внимания, потому что те мужчины, которых Катрин благосклонно одаривала своей улыбкой, не замечали больше никого вокруг, но этот наклонился к ней, поинтересовался ее здоровьем и вообще оказался довольно приятным человеком. В последовавшей за этим беседе ни он, ни Катрин ни словом не обмолвились ни о надгробии, ни о каких-либо других достопримечательностях Лувра, занятые исключительно друг другом. Воспользовавшись откровенным предлогом познакомиться, они тут же про него забыли.

Скоро они все втроем пили шоколад — невероятная роскошь для Луизы — в кафе на Итальянском бульваре. Небо снова прояснилось, и над городом повисла радуга. Так вот что значит быть богатым, думала Луиза, глотая божественный нектар горячего напитка. Когда она разбогатеет и будет одеваться не хуже, чем королева Франции, она станет пить шоколад три — нет, четыре! — раза вдень. М-м-м.

Когда они вышли из кафе, Анри Берришон, узнав, что сегодня день рождения Луизы, купил ей у уличного лоточника кулек карамелек, потом букетик фиалок у цветочницы для Катрин, сказав, что они подходят к ее глазам. К концу этого воскресенья Катрин уже снова была влюблена.

Он торговал лошадьми и, как многие, к кому деньги быстро приходили и от кого быстро уходили, был добродушен и щедр; ему доставляло удовольствие баловать Катрин маленькими подарками. Про Луизу он тоже никогда не забывал — то ленту ей принесет, то обшитый кружевом носовой платок, а иногда даже покупал ей на рынке книгу в кожаном переплете, зная от Катрин, что Луиза очень любит читать. Он обладал здоровым чувством юмора. Достаточно быстро Луиза убедилась, что Анри полностью разделяет чувства Катрин. Он смотрел на Катрин с нежностью и заботой, чего Луиза никогда не замечала во взгляде других мужчин, которые клялись ей в любви. Слишком часто у тех мужчин был какой-то горящий и даже пугающий взгляд, в нем читался потаенный голод, но со временем этот взгляд тускнел и не выражал уже более ничего, кроме ледяной скуки, возвещавшей конец романа. Но в случае с Анри Луиза была уверена, что все пойдет по-другому.

Он всегда брал ее на их с Катрин воскресные прогулки, и целое лето они устраивали пикники и совершали увеселительные поездки в фургончиках и лодках по Сене. Они часто обедали в пригородных кабачках, где было жарко и душно от жарящегося мяса, а оркестр из трех человек безостановочно наигрывал мелодии песен и танцев, в которых все принимали живое участие. Иногда, когда после таких прогулок они возвращались домой, Анри бросался в лавку, торговавшую жареным мясом, и Катрин с Луизой видели через забрызганную жиром витрину, как он выбирал цыпленка с золотистой корочкой — самого лучшего из жарящихся на вертелах над огнем. Потом они бежали домой, чтобы поскорее насладиться вкусным ужином. Но самой лучшей радостью было для Луизы видеть, как счастливы они с Катрин вместе. Ей казалось, она не видела ничего более трогательного, чем то, с каким блаженством они держатся за руки, с какой любовью обнимают друг друга, как неизменно сияет при этом лицо Катрин. Но это сияние было светом свечи по сравнению с тем светом, каким оно засияло после того, как Анри сделал ей предложение и она пообещала стать его женой. Не в силах сдержаться, Катрин обняла Луизу и зарыдала от счастья.

Когда прошли последние осенние лошадиные торги, знаменующие собой грядущий зимний застой в делах Анри, они сочли разумным пока и дальше пожить на чердаке. Анри там заново все выбелил, купил досок и штукатурку и соорудил комнату под стропилами, о которой они так давно мечтали. Она получилась гораздо больше, чем рассчитывала Катрин, кроме того, он сделал там просторную кровать, после чего она решила, что это будет их комната, а Луиза переберется в комнату поменьше. Хоть они с Анри уже давно стали любовниками, Катрин, будучи в душе романтиком и не без парадоксальной пуританской черточки, сказала, что они переберутся с ним на новую квартиру лишь после того, как он наденет ей на руку кольцо. «Я хочу быть как настоящая невеста», — застенчиво сказала она ему. И он нежно поцеловал ее.

Свадебное платье было сшито из простого шелка, который он купил ей, и висело, переливаясь складками, на стуле рядом с самым красивым чепчиком, какой у Катрин когда-либо был.

Однажды вечером в дверь на чердаке громко постучались. Катрин, снова закрутив в локон выбившуюся прядь, отворила дверь. На пороге стояла женщина с суровым лицом.

— Что вам угодно? — спросила Катрин, подумав, что никогда еще не видела лица более угрюмого.

Женщина задумчиво смерила ее взглядом и только потом ответила:

— Значит, на этот раз вы, — язвительно произнесла она с руанским акцентом. — Где мой муж? Я — мадам Анри Берришон.

Тут-то все и прояснилось. Катрин рухнула на стул и сидела на нем как пригвожденная. В течение последних шести лет Анри Берришон менял жен, и его супруга разыскивала его, пока не оказалась на пороге комнаты Катрин. Жена дожидалась Анри до полуночи, пришла и на следующее утро, но Анри так и не появился. Больше Катрин с Луизой его не видели.

Зима оказалась настолько же мрачной и горестной, насколько беззаботным и веселым было лето. Луиза была по-прежнему убеждена, что Анри по-настоящему любил Катрин, что он действительно нашел женщину, с которой хотел бы прожить до конца своих дней, но Катрин, страдающая от унижения и разочарования, лишь затыкала уши и не желала слышать утешительных слов. Платье из простого шелка и чепчик были спрятаны и так никогда и не надеты, а Катрин, утратив интерес к жизни, закрыла на ключ новую комнату и все, что в ней находилось.