Уроки обольщения - Николь Джордан

Оливия отказалась разговаривать с ним, когда он вернулся в имение, и заперлась в своей спальне, как только узнала, что смерть ему не грозит. Она была зла на него и за эту дурацкую дуэль, на которой он едва не погиб, и за изгнание Ванессы.

Не мог простить себе этого и сам барон Синклер. Вынужденный проводить большую часть времени в постели, он мог мысленно проследить весь свой долгий извилистый путь грехопадения. Муки раскаяния, которые он испытывал при этом, были намного болезненнее, чем боль в раненой руке. Дамиен не мог без внутреннего содрогания думать о том, что он едва не уничтожил женщину, в которую был влюблен, растлив ее и втянув в круг своих порочных интересов. Он даже перещеголял в этом смысле Клуна, подготовив Ванессу к занятию проституцией. В общем, открывшаяся ему наконец правда была горька и отвратительна.

Совершенные им подлые поступки были настолько омерзительны, что барон сомневался, сможет ли он когда-нибудь вспоминать о них без содрогания. Ведь даже делая Ванессе предложение стать его супругой, он не выказал ей вполне заслуженного ею уважения. Напротив, он вел себя так, будто бы делал ей огромное одолжение, и не сказал ни слова о том, как много она для него значит.

Стоило ли удивляться, что она его отвергла?

Вспомнив, с какой горечью Ванесса произнесла свой отказ и высказала сожаление, что полюбила его, Дамиен зажмурился. Яркий солнечный свет, бивший в окно, раздражал его своим назойливым напоминанием о том, что жизнь идет своим чередом. Барон не видел смысла продолжать свое существование, — настолько оно казалось ему бесцельным и постыдным.

Очевидно, склонность к разврату и греху передалась ему по наследству от родителей. А поскольку порочность у него была в крови, он даже не подвергал сомнению свое неправедное поведение и не пытался усмирить свои дикие порывы и авантюристический зуд, оставляя без внимания уколы совести и гнетущее ощущение душевной опустошенности.

Он пал так же низко, как и его развратный папаша, а потому стал отвратителен самому себе. Из этой ужасной ситуации был только один выход — собраться с остатками духа и попытаться реабилитироваться в глазах Ванессы.

Спустя еще несколько дней, когда Дамиен начал без посторонней помощи совершать прогулки по саду, к нему пожаловал с визитом лорд Клун.

— Я бы хотел еще раз принести тебе свои извинения и поблагодарить тебя за то, что ты не прервал мое существование на этом свете. С моей стороны было, разумеется, непростительно бросить тень на репутацию леди Уиндем, и я прошу принять мои сожаления в связи с этим, — промолвил он сдавленным голосом.

Дамиен натянуто улыбнулся:

— Прими же в таком случае и от меня благодарность за то, что ты не ранил меня в самое сердце.

— Я целил в плечо, смею тебя уверить, — заметил Клун.

— Что ж, на сей раз ты выказал похвальную меткость, — мрачно пошутил барон. — Ты делаешь успехи! Что же ты стоишь как столб? Присаживайся в кресло.

Клун сел, и Дамиен окинул его грустным взглядом. Они были друзьями многие годы, еще с беззаботной студенческой поры, когда вместе учились в университете. И вот теперь их дороги разошлись. Барон не испытывал сожаления в связи с отказом от своего прежнего — порочного и суетного — образа жизни, но чувствовал, что будет скучать по старому другу.

— Я, похоже, омрачил вам вашу охотничью вылазку, — сказал Дамиен.

— Да уж не украсил, это точно. Твои игры со смертью всем изрядно испортили настроение, так что большинство из нас уехало в Лондон. Мне хотелось поговорить с тобой с глазу на глаз, старина. Но боюсь, что это вряд ли удастся. К тебе сегодня наверняка пожалуют другие визитеры.

— Что ж, раз так, давай простимся, — сказал Дамиен. — Ведь я намерен выйти из Лиги адских грешников.

— Однако не слишком ли ты торопишься, мой друг? Стоит ли принимать так близко к сердцу этот пустячный огорчительный эпизод? Разве он дает тебе повод отказываться от своих старых испытанных друзей? — воскликнул граф.

— Я не отвергаю своих приятелей, но прекращаю беспутную жизнь, — возразил Дамиен, чем очень огорчил Клуна.

— Это все из-за нее, верно? — помрачнев, спросил он. — Из-за леди Уиндем. Выходит, я все-таки был прав, ты в нее влюблен по самые уши.

— Да, ты был прав, старина, — подтвердил барон. Клун всплеснул руками и воскликнул:

— Ты меня убил этой новостью! А ведь меня трудно чем-либо удивить. Ты ведь поклялся, что никогда не угодишь в сети Амура. Как же тебя угораздило все-таки запутаться в них, мой друг?

— Я встретил Ванессу, — ответил Дамиен.

— Сомневаюсь, что эта любовь сделает тебя счастливым, — сказал граф. — Боюсь, что все выйдет как раз наоборот.

— Я это знаю.

— Подумай, какому риску ты себя подвергаешь! На тебя обрушится множество невероятных напастей!

— Может быть, ты и прав.

— Хорошо, что ты это признаешь, мой друг. Я рад, что любовь пленила не меня, а тебя. Мне бы не хотелось прослыть дураком, — сказал граф с умильным выражением на лице.

— Законченным дураком, — добавил Дамиен, любезно улыбаясь. — Будь я в здравом уме, разве я вызвал бы тебя на дуэль на рассвете?

Клун смерил его долгим сочувственным взглядом и заметил:

— Раньше ты никогда не позволял себе самоуничижаться.

— И вновь ты прав, мой друг! — без тени смущения признал Дамиен. — Но раньше меня величали Князем Порока, а теперь я просто барон Синклер. Прошу впредь меня так и называть.

— Как тебе будет угодно, — сказал граф. — Когда я смогу поздравить тебя со вступлением в законный брак?

— Не знаю, — нахмурившись, ответил Дамиен. — Ванесса мне отказала.

— Она отвергла твое предложение? — переспросил, не веря своим ушам, граф Клун.

— Увы, это так, — подтвердил барон Синклер. — Она заявила, что не желает становиться женой развратника и дебошира.

— Ах вот оно что! — Граф пожевал губами. — Теперь мне понятно, почему ты намерен отказаться от членства в нашей Лиге. Советую одуматься, мой друг, иначе и не заметишь, как превратишься в тряпку и подкаблучника!

Взор барона затуманился, он отвернулся к окну и тихо произнес:

— Я готов на все, лишь бы только она меня простила!

Оливия отнеслась к намерению брата преобразиться куда более сдержанно и скептически. Как только барон окреп, он вызвал сестру к себе для обстоятельного разговора. Она неохотно подчинилась ему, но по ее упрямо вздернутому подбородку Дамиен догадался, что сестра настроена враждебно. Его догадка подтвердилась, как только лакей, вкативший в комнату инвалидную коляску, вышел и закрыл за собой дверь.

— Мне нечего тебе сказать, — заявила Оливия. Дамиен болезненно поморщился, огорченный таким началом разговора, и, тяжело вздохнув, сказал:

— А я хочу сообщить тебе, моя любимая сестра, что снимаю свой запрет на твое бракосочетание с виконтом Ратерфордом.