Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина

Наратова под колпаком. Едва не поддаюсь желанию прикинуться дурочкой и написать что-то в духе: «Какой изобретательный спам!» Но вспоминаю про гормоны, обещание Новаку и врубаю «суку», хотя сил на весь ее ресурс сейчас абсолютно недостаточно.

Я: Что это за «славянский шкаф»?

Отправляю и пока иду на кухню, прокручиваю в уме варианты развития диалога. Мне нужно найти способ заставит Наратова принести мне завещание — оригинал, с подписью, чью идентичность не сможет опровергнуть ни одна экспертиза. Сделать это нужно было, условно, еще вчера, до того, как Новак «ненавязчиво» напомнит, что за мной должок.

Господи, мне нужна моя работающая голова.

Загружаю кофемашину, бросаю в чашку одну дольку экстра-горького шоколада и пока он плавится под ароматной горячей струей разглядываю какой-то бесконечный статус «печатает…» под номером телефона. Судя по тому, что в итоге Наратов присылает всего пару строчек, все это время бедолага писал и удалял, тщательнее подбирая слова.

Неизвестный номер: У меня крупные неприятности дома. На связи я не всегда.

Я: Я так и поняла, когда не увидела тебя в кругу семейства на похоронах.

Неизвестный номер: Завтра в три в «Драйве».

«Драйв» — это фитнес-клуб? Наратова так прижало, что теперь он будет встречаться со мной в фитнесе?

Я: У меня работа, я в офисе до семи.

Неизвестный номер: Найди время значит!!!

Я: Кресло генерального директора мне дороже сомнительной перспективы твоего насквозь дырявого плана.

Разговаривать с Наратовым нужно именно так, даже если кажется, что он может психануть и соскочить с крючка. Это раньше я ему в рот заглядывала, потому что боялась его потерять. Мне тогда по молодости и в голову не могло прийти, что такие как этот паразит уходят только в одном случае — когда им больше нечем поживиться, когда жертва выпотрошена, высосана досуха. Что он, в общем, и сделал, когда получил с меня все, что хотел. Но до тех пор он все равно никуда бы не делся, но нарочно дрессировал меня бояться каждого кривого слова в его сторону, каждого недоверчивого взгляда, чтобы в моей голове даже мыслей не возникало попытаться диктовать свои правила игры.

Сейчас я на его насквозь лживое дерьмо ни за что не куплюсь. Потому что правила игры поменялись и теперь — он, а не я, жертва моей негуманной дрессировки. Это я, выражаясь модным словечком, «в ресурсе», а он вон даже встретиться со мной дальше раздевалки в спортклубе не может.

Неизвестный номер: Я не могу вечером без причины выйти из дома!

Я: Не хило тебе Илона яйца прикусила.

Неизвестный номер: Пошла ты…!

Типичный Наратов: когда ему говорят неприятную правду, единственное, на что способен его жалкий мозг — делать вид, что он уходит, чтобы все бежали его догонять.

Я пожимаю плечами, мысленно радуюсь, что даже не пришлось стараться, чтобы выиграть пару дней форы. Помариную его до выходных, пусть подумает о своем поведении и о том, что без меня у него будет ровно «ноль» союзников.

А я пока воспользуюсь возможностью и придумаю, как заставить эту мразь принести оригинал завещания. А потом я с кормлю Новаку «вкусный» компромат на его «любимого» зятя и буду с превеликим удовольствием наслаждаться тем, как жизнь Наратова со свистом покатится в пропасть.

Я успеваю выпить чашку кофе, пока рисую в блокноте маленькое поле мозгового штурма. Как кого-то можно заставить взять из тайника вещь, которая является его последним козырем? Я просила доказательства и Наратов принес мне страницу. У меня должна быть железобетонная причина, почему просто одной страницы недостаточно, одного моего «просто я так хочу» уже явно недостаточно.

Что тогда?

Что-то, что может ставить под сомнение само существование этого завещания?

Например… другое завещание?

Я цепляюсь за эту мысль, иду на кухню и варю еще одну чашку кофе, но на этот раз без шоколада и даже без сахарозаменителя, потому что мне нужна максимальная доза кофеина прямо в мозг.

Если где-то всплывет другое завещание моего отца, то у меня будут все основания прижать Наратова к стенке и вынудить его предоставить весь оригинал, чтобы убедиться, что все в нем именно так, как он говорит. Сделать хорошую «липу» вообще не проблема, это дела одного дня, особенно, когда в анамнезе есть телефон не болтливого, качественно делающего свою работу специалиста. Но сунуть подделку Наратову под нос вот так, без «предварительных ласк», я тоже не могу — это будет слишком очевидно. Да и кто я такая, чтобы у меня в руках вдруг по мановению волшебной палочки казался настолько важный документ?

Нужен кто-то, кому завещание моего отца так же было бы просто манной небесной.

Кто-то, кто в настолько затруднительно положении, что ухватится за эту кость как голодная собака и сразу попытается ее разыграть.

И самое главное — кто-то, кто так или иначе может всплыть и на моем горизонте.

— Любимый братец, — шиплю себе под нос, потому что все эти «кто-то» привели точно к нему.

Финансы Угорича не просто поют романсы, а выводят целые траурные марши на его временно живой и здоровой туше. Перед ним достаточно просто помахать сомнительной перспективой отхватить кусок бабла на халяву — и он ухватится за нее как за спасительную соломинку. Можно даже не слишком стараться с предысторией, почему это завещание всплыло только сейчас, но Шутов учил меня всегда все делать хорошо вплоть до мелочей, потому что никогда не знаешь, где и что сломается, если вдруг не получится спрятаться за главную линию обороны.

Я еще раз прокручиваю все в голове, взвешивая каждый шаг.

Прокручиваю в голове снова и снова, на ходу внося коррективы.

И еще раз, и еще, пока в голове не формируется четкая и абсолютно логичная картинка, в финале которой я получу и завещание, и повод поквитаться с «любимым» братцем.

Бинго!

Кто молодец?

Взгляд примагничивается к телефону, желание немедленно позвонить Шутову настолько острое, что приходиться вцепится пальцами в мраморную столешницу, чтобы перебороть первую острую потребность.

Нельзя.

Хватит.

Остановись, Валерия. Мы друг другу уже столько наговорили, что после такого разве что расходиться на разные стороны улицы, чтобы не пришлось здороваться. И, как показывает практика, моя голова приобретает плюс сто к работоспособности, когда не забита Шутовым и нашей «передружбой».

Выдираю из блокнота листы, комкаю их в шарик, бросаю в раковину и поджигаю. Просто старая привычка. Просто теперь, когда я знаю, что прилететь мне может буквально отовсюду и иногда по не совсем очевидным причинам, придется дуть не только на воду, но