Половина пути - Юля Тихая

Ольша, получается, должна бы мочь создать снег. Но настоящие снежинки у неё никак не получались, только колкие льдинки. Снег охотно таял в руках, от дыхания или от силы, но вернуть ему красоту никак не выходило.

— Может, это необратимый процесс? — лениво предположил Брент, с усмешкой наблюдающий за её попытками. — Ну, как фарш не собирается в свинью.

Ольша зыркнула на него и запыхтела усерднее.

Сделать снежинки так и не получилось, но, по крайней мере, сегодня Ольша не извела себя мыслями о стремительно кончающейся поездке. Мрачная пустота бывшего фермерского хозяйства осталась позади, в рассыпанных вдоль дороги городках кое-где ещё висели праздничные ленты, Брент писал черновик отчёта — надо сказать, почерк у него был просто чудовищный, можно заранее посочувствовать несчастной машинистке, — диагностическое заклинание всё ещё не обнаруживало в Стене ничего подозрительного, а на путевых указателях всё чаще и чаще встречались упоминания Воложи. Но у Ольши было слишком хорошее настроение, чтобы страдать и заранее мучиться.

Когда-то она решила целоваться с Брентом и не думать панических мыслей про секс, потому что если уж секс начнётся — пропустить это вряд ли получится. Теперь она планировала не только «не пропустить», но и настойчиво инициировать. А что до будущего расставания — так оно всё равно случится, и что же за толк тогда в том, чтобы об этом думать?

Так что вечером в очередной гостинице Ольша решительно пощипала щёки, чтобы добавить им румянца, разгладила горячими ладонями голубое ночное платье, кокетливо расстегнула пуговки на горле, подмигнула себе в зеркале — и решительно отправилась покорять мужчину.

❖❖❖

Мужчина сидел на краю кровати, читал газету и даже не подозревал о захватнических планах коварной соблазнительницы. Брент сегодня мылся первым, и теперь на нём были только мягкие нижние штаны и майка. Даже вода с коротких волос не капала, а скатывалась на кожу и исчезала под свободной одеждой.

Ольша забралась на кровать с ногами, приподнялась на коленях, умостила подбородок на брентовом плече. Писали о каких-то переговорах в Янсе и росте экспорта чего-то там, — скукотища. Зато вот плечо очень интересное, твёрдое, тёплое, кожа всё равно что дублёная, а под ней — аппетитные мышцы…

Мысли у Ольши мало расходились с делом, и она аккуратно куснула особенно привлекательный кусок. Брент обернулся и укоризненно поднял брови, Ольша сделала смиренное и виноватое лицо, поцеловала и лизнула пострадавший участок.

Брент усмехнулся и вернулся к чтению, но Ольша чувствовала его внимание, как если бы оно было сплетённым из силы щупом. Не так уж ему и интересны эти заводы! Кое-кто здесь просто изображает из себя приличного человека, но её никак не обмануть такой слабой игрой! В крови забурлил азарт, ручки чесались сделать что-нибудь эдакое, и Ольша сказала озабоченно:

— Ты такой напряжённый…

Она гладила его плечи, разогревая и понемногу расслабляя мышцы. Касалась спины то губами, то грудью, с удовольствием отмечая, как сжались пальцы на газетной бумаге, и что его сердце застучало быстрее. Запустила руки под майку, провела ладонями вдоль хребта, прижалась ближе. Поцеловала в основание шеи, сперва сухо и совсем легко, почти целомудренно, а потом так, как будто это была вовсе и не шея.

Брент всё-таки отложил казету. А она знала! Она с самого начала поняла, что ему не так уж и интересна металлургическая промышленность!..

И Ольша, возликовав, потёрлась носом о его ухо:

— Милый… — а потом шепнула: — Я тебя хочу.

Глава 15

— Продолжай, — милостиво согласился Брент, не оборачиваясь.

Ольша села позади него так, чтобы прижаться боком к крепкой спине, потереться щекой о плечо, провести пальцами вдоль линии рёбер. И продолжила:

— Я тебя хочу, всего и по-настоящему.

— Ммм… не убедила.

Она шлёпнула его по руке, как будто поверила, что Брент говорил всерьёз. Голос у него был ровный и спокойный, но Ольша уже научилась слышать эмоции за внешне бесстрастной спиной, в дыхании и дрожи силы, и ни в один момент не могла засомневаться: о, он тоже её хочет.

Брент много возился с ней, уточнял, переспрашивал, давал столько возможностей отстраниться и не продолжать, — и Ольша понимала, что он, наверное, прав. Но этот бережный подход не получалось отразить на него самого, да и вряд ли стоило. Он ведь легко остановит её, если будет не в настроении. И сейчас его не нужно было уговаривать на самом деле.

Не нужно — но можно и хочется, потому что это возбуждает до пожара в низу живота.

— Тебе понравится, — промурчала Ольша, скользя ладонью по его боку, — тебе же нравится трогать, и когда я тебя трогаю… и мы будем так близко, и совсем ничего между нами, кожа к коже, ты же любишь такое? И я уже такая мокрая, у меня внутри так скользко, так горячо и так не хватает тебя…

Сказать всё это было очень легко. Слова складывались сами, ужасные, пошлые слова, которые могли прийти в голову только огневичке, окончательно отвергнувшей всякую мораль. Но Ольше совершенно не было стыдно: чего стыдиться, это ведь Брент, он рядом и ему тоже горячо от этих слов.

И она рассказывала дальше — о том, как ей нравится его член, и как она хочет извиваться под ним и отвечать на его движения, и как постарается не кричать, но не может обещать, что справится. А ладошка тем временем выписывала круги на напряжённом мужском боку, постепенно перебралась на живот, пальцы обвели пупок. Ольша скользнула ниже, потянула завязки штанов и нашла рукой член.

Если бы какие-то сомнения в его интересе и завелись у неё в голове, сейчас они растворились бы с позором. Стояк был каменный, член торчал чуть вправо и почти вертикально вверх, и в ответ на первое же прикосновение Брент простонал что-то и зашипел.

Ольша легко поцеловала его лопатку.

— Нет, если ты хочешь, я могу сделать всё руками. Было так здорово, когда ты учил меня, как…

На этом Брент всё-таки не выдержал.

Ольша не успела даже ойкнуть, как оказалась распластанной под ним на кровати. Почему-то поперёк, — но никому не было уже дела до таких мелочей, как не было дела до непотушенного света и приоткрытого окна. Брентовы ноги упирались в постель между её бёдрами, а сам он нависал над ней на локтях и жадно целовал шею.

Щетина царапучая, но, право слово, какая разница, если он целует вот так!