Странная барышня - Алла Эрра

Как всегда, всё разложили по полочкам. Да и я это всё понимаю, но до боли обидно, что впервые встретил девушку, от которой не хочется сбежать, а между нами стена общественного мнения.

— Хотите, сделаю так, что сбежать всё-таки захотите? — грустно улыбнулась я.

— Нет. Хочу поцеловать вас.

— И больше ни слова о чувствах после этого. Обещаете?

— Да.

— Илья Андреевич! Ну что вы “дакаете”? Девушка ждёт, а вы тут языком мелете. Или я всё сама должна делать? До чего ж князья ленивые пошли!

Повторно упрашивать не пришлось. Этот поцелуй длился намного дольше первого. Причём настолько, что умудрился внести некий беспорядок в нашу с Ильёй одежду. Несильно, но по меркам приличия и этого было с лихвой. Я же просто таяла, словно школьница во время первого поцелуя с понравившимся мальчиком. Да школьница и есть!

Потом мы долго сидели и молчали. Елецкий держал мою руку и гладил её. Надо бы разорвать этот тактильный контакт, но не могу. Всё противится. Я знаю, что он больше не повторится, поэтому наслаждаюсь каждой секундой.

Как только мы въехали в Москву, князь отпустил мою руку и грустно сказал:

— Почему всё хорошее заканчивается так быстро? Обычно поездка кажется нудной и муторной, а тут пролетела в мгновение ока. Так бы ехал с вами и ехал до самого Урала.

— Он в другой стороне.

— Знаю, Лиза, знаю… Но готов опять развернуть карету.

— Третий раз за день? Перебор, Илья Андреевич. К тому же вас ждёт бабушка. Но есть и хорошая новость! Если княгиня меня не съест, то возвращаться мы тоже будем вместе, — деловито ответила я, поправляя шейный платок Елецкому. — И вы бы, сударь, определились, как меня называть хотите. То по отчеству, то по имени величаете. Прилюдно, понятно, но когда мы вдвоём, я начинаю путаться.

— А как вы сами хотите?

— О, звезда моих очей! Несравненно бесподобная госпожа Лизавета Великолепная! И десять поклонов на коленях! Это если коротенько. Длинный вариант потом предоставлю, — рассмеялась я. — Илья Андреевич! Ну, право слово! Как вам будет удобнее, на том варианте и остановитесь.

— Илья.

— Что?

— Называйте меня Ильёй, Лиза. Думаю, я сейчас ответил на ваш вопрос, как хотел бы общаться.

— Извините, но нет. Это вы можете случайно прилюдно назвать меня по имени. А вот если какая-то помещица князя так обзовёт, то конфуза не избежать.

— Тогда я буду звать вас: О, звезда Елизавета… Как там дальше?

— Начните с поклонов.

— Их не обещаю: очень неудобно кланяться, например, в карете.

— Уговорили. Ограничимся “Звезданутой Лизой”. Хотя мне что-то подобное не очень нравится, если без поклонов.

Елецкий смеялся долго. Понимаю, что моя шутка может вызвать улыбку, но не до такой степени. Некультурно ткнула его локотком в бок.

— Извините, — вытирая слёзы, повинился Илья Андреевич. — У меня богатое воображение. Сейчас случайно нарисовал себе картину, как знакомлю вас с бабушкой. «Графиня Елецкая, позвольте представить вам Звезданутую Лизу по фамилии Озерская!». И вот тут уже нужно будет представлять не вас, а лицо бабушки.

— Ничего смешного не вижу, — честно призналась я. — Меня тут же закопают в саду под яблонькой. Надеюсь, вы не собираетесь так шутить?

— Ни в коем случае. Хотя и подмывает. С Екатериной Михайловной лучше совсем не шутить: она плохо воспринимает юмор.

— Зря вы это сказали. Теперь я начинаю бояться вашу родственницу.

— Её все побаиваются, Лизонька. Даже я немного. Но, несмотря на свой крутой нрав, бабушка — человек незлой.

Окончательно успокоившись после внезапной вспышки страсти, всю остальную дорогу мы вели лёгкую беседу, а я заодно рассматривала столицу. В прошлой жизни приходилось не раз бывать в Москве, поэтому с удовольствием сравнивала её с местными пейзажами.

Разбитая дорога и кривые крестьянские домики постепенно сменились двухэтажными деревянными строениями, которые, в свою очередь, уступили место каменным. Едем уже по булыжной мостовой. Народ по улице ходит толпами, ловко перебегая дорогу перед многочисленными повозками. Один раз даже встали в настоящую”пробку” — телега с сеном перевернулась и перекрыла всю улицу. Кругом вывески, зазывающие то в магазины, то в ресторации.

Жизнь кипит! После тихого существования в деревне голова начинает болеть от подобного. Нет, мне здесь решительно не нравится. Я уже привыкла к размерности, свежему воздуху и простору. И к иным лицам у людей, не таким напряжённо-подозрительным, что ли.

— Смотрю, не в восторге? — правильно понял мои эмоции Елецкий. — Я сам некоторое время привыкаю к столичной жизни после длительного отсутствия. Но поверьте, Елизавета Васильевна, что она вам придётся по вкусу, когда немного освоитесь.

— Да как-то в планах не было в Москве задерживаться, — пояснила я. — У меня много дел в Озерском. И сильно переживаю о том, что там происходит. Ни слуху ни духу… Хоть бы весточку кто прислал.

— Не волнуйтесь. Если хотите, то позабочусь об этом и соберу для нас наисвежайшие новости.

— Буду очень благодарна, князь. И уж если вы меня опять по имени-отчеству величать стали, значит, подъезжаем к вашему дому?

— Уже подъехали.

— Это… Этот?! — потеряла я дар речи, увидев, что карета направляется к высокой кованной ограде, за которой раскинулась широкая лужайка с фонтаном.

Дом тоже присутствовал. Хотя этот дворец может назвать домом только слепой! Белый, величественный, с огромными окнами и колоннами по всей длине фасада. На крыше установлены мраморные статуи… Обалдеть!

— Нравится? — поинтересовался Елецкий.

— Не то слово!

— Вы ещё не видели парка за домом. Обязательно прогуляемся в нём. В это время года он особенно живописен.

— Уже хочу!

— Я тоже. Но сначала нужно показаться княгине. Держитесь с ней просто. Ни в коем случае не заискивайте: Екатерина Михайловна этого не любит. Говорите ровно: не тихо, но и не громко. Во время разговора не отводите взгляд. Но уверен, что мои наставления вам не так уж и нужны. Вы, Елизавета Васильевна, легко справитесь без подсказок.

После слов князя очарование этого места сразу пропало. Внезапно ощутила себя на вражеской территории. Будто бы взяли в плен и ведут на допрос. Это ощущение усилилось, когда попала внутрь дворца. Настоящий музей! Помесь Эрмитажа с Третьяковкой!

С каждым шагом, пройденным по длинным анфиладам, я всё больше и больше ощущала своё ничтожество по сравнению с теми, кто тут обитает. Уровень небожителей, к которым вломилась в этом неказистом форменном платье Дома Призрения. Самозванка, не имеющая никакого права ходить по одному паркету с ТАКИМИ людьми!

Но постепенно чувство самоуничижения сменилось злостью. Злостью на себя. Нельзя так раскисать! Ну и что, что это высшая знать? Они такие же люди, как и я,