Забытая история любви - Сюзанна Кирсли

Он принес мне аспирин и воду, пересадил меня в кресло и поставил рядом телефон. После чего улыбнулся с видом генерала, проигравшего сегодняшнее сражение, но полностью уверенного, что война будет выиграна.

— Отдыхайте, — сказал он мне. — Завтра я к вам зайду.

Я ни о чем, кроме отдыха, все равно думать не могла. Когда Стюарт ушел, я положила голову на спинку кресла и закрыла глаза на какую-то минуту, но потом за окном поднялся ветер, загремел стеклами в рамах, гулко застонал за стенами. Постепенно стенания начали стихать и превратились в тихий шепот, похожий на нечеловеческие голоса, и один голос произнес: «Упустим время». Тут я поняла, что отдохнуть мне не удастся. Встать и проковылять к письменному столу оказалось труднее, чем я думала. Но еще труднее было усидеть на месте, когда ко мне взывали мои персонажи.

И я знала, что сейчас не я одна мучаюсь от боли.

XI

Кирсти поставила перед Софией миску супа.

— Ты должна есть.

За завтраком София так и не смогла заставить себя что-нибудь проглотить. Она была рада, что графиня с сыном уехала в Данноттар и не видела, какой у нее сегодня утром был бледный и болезненный вид.

София знала причину своего нездоровья. Поначалу она сомневалась, но теперь уже был август, почти три месяца прошло после того, как они с Мори поженились. И не могло быть другого объяснения для этого странного недуга, который приходил каждое утро и приковывал ее к кровати. Она хорошо помнила, как то же самое происходило с ее сестрой Анной, когда у нее в животе начал расти ребенок.

Кирсти это тоже понимала. Прохладная рука погладила лоб Софии.

— Тебе недолго будет так дурно. Это пройдет.

София не могла видеть ее глаза, исполненные сочувствия, и потому отвернулась.

— Что мне делать?

— Может, ее светлости рассказать?

— Я дала слово не делать этого.

Холодным голосом Кирсти произнесла:

— Еще несколько месяцев, и тебе будет трудно сдержать это обещание.

— А через несколько месяцев мне и не придется. — Наверняка к этому времени король вернется в Шотландию, а вместе с ним и Мори, и тогда им уже не нужно будет скрывать свой брак.

Кирсти поняла ее мысль и кивнула.

— Будем надеяться, что ты права. — Снова ее ладонь прошлась прохладой по лбу Софии, и вдруг она сказала: — Я спрошу у сестры, может, она знает какое-нибудь снадобье, чтобы тебе легче стало.

Рука Софии непроизвольно легла на еще плоский живот, как будто защищая его.

— Снадобье? — Она вспомнила агонию Анны и злобно ухмыляющуюся женщину с ее бутылочками и пузырьками. — Не нужны мне никакие лекарства. Я не хочу, чтобы с его ребенком что-нибудь случилось.

«С егоребенком», — подумала она, с ребенком, который появился от их любви. С его частичкой, которая осталась внутри нее. От одной этой мысли по всему ее телу разлилось тепло.

— С ребенком ничего не случится, — заверила ее Кирсти и улыбнулась. — У моей сестры это бывало почаще, чем у других, и ничего, все ее детишки появились на свет здоровенькими и знай себе голосили во все горло. Она разбирается в этом. Она поможет тебе.

«Поскорее бы», — подумала София, когда очередной неожиданно накативший приступ тошноты захватил ее врасплох, заставил закрыть глаза, повернуться и уткнуться в подушку.

Кирсти встала.

— Я пошлю ей записку, узнаю, сможет ли она прийти сюда, пока ее светлость не вернулась.

Вечер еще не наступил, когда в замок пришла сестра Кирсти. Ее понимающие глаза, добрый нрав, одно ее присутствие сразу же успокоили Софию. Она принесла какие-то засушенные травы, завернутые в тряпочку, которые нужно было заваривать наподобие чая.

— Это снимет тошноту. Поесть сможете.

Помогло.

На следующее утро она почувствовала себя так хорошо, что смогла встать с кровати, одеться и занять свое место за столом. Она по-прежнему была одна в замке, если не считать слуг, поэтому никто не мог увидеть, как она, садясь, с гордостью, но бережно приложила руку к животу. Аппетита почти не было, но она немного поела, а после завтрака выбрала в библиотеке уголок потеплее и села читать.

Сидя там, где Мори так часто уединялся, спасаясь от вынужденной бездеятельности в Слэйнсе, прикасаясь руками к гладким дорогим кожаным переплетам книг, которые он любил читать, она чувствовала себя ближе к нему.

И одна из этих книг рождала в ней особенное чувство единства, как будто голос Мори произносил слова. «Король Артур, или Британский герой» Джона Драйдена. Томик этот был поновее остальных, и страницы его были до того чисты, что у нее появилось подозрение, что, кроме нее и Мори, никто этих строк не читал, а в том, что он читал их, у нее не было сомнения, поскольку в письме — в письме таком простом и в то же время проникнутом столь сильными чувствами, что каждую ночь, перечитывая его, она забывала обо всех своих тревогах, — в своем письме он цитировал это самое сочинение Драйдена, и один отрывок, написанный его уверенным почерком, врезался в ее память так, будто он прочитал его вслух:

Куда ни занесет меня судьба,

душа моя останется с тобою.

Лишь тень свою я заберу с собою.

Она прочитала эти строки и провела по странице кончиками пальцев, как будто это могло приблизить его. «Еще несколько недель, — сказала она себе. — Еще несколько недель, может быть, месяц, и король точно вернется».

В замке только и было разговоров, что о возвращении короля. Гости по-прежнему приезжали и уезжали, и все они были как на иголках. Все лето в замке жизнь бурлила, как при королевском дворе. Порой за обеденным столом яблоку негде было упасть из-за людей с незнакомыми лицами, которые проезжали многие мили, чтобы доставить в Слэйнс секретные послания от своих благородных господ с севера и северо-западных нагорий страны.

Сами дворяне не осмеливались приезжать. Собрание якобитов в одном месте лишь привлекло бы внимание королевы Анны, и всем было известно, что английский двор обратил недреманное око на север, точно гончий пес, почуявший свежий запах.

И по мнению графини, это не было случайным совпадением. Она и не пыталась скрывать своей уверенности в том, кто был в этом виновен. Всем, кто приезжал в Слэйнс, она наказывала в словах и поступках остерегаться герцога Гамильтона. «Если он видит себя волком в овчарне, — сказала как-то она, — мы должны сделать так, чтобы он считал нас овцами».

На что граф улыбнулся и ответил: «Милая моя матушка, вы можете быть кем угодно, но ни один человек, встретивший вас хотя бы раз, не назовет вас овцой».

София про себя согласилась с ним. Графиня, которая так много раз проявляла силу разума, этим летом явила такую физическую выносливость, что куда там до нее Софии! Пожилая женщина спала очень мало, просыпалась рано и сразу же бралась за работу — готовила все к прибытию короля: принимала многочисленных гостей, занималась обширной перепиской. Казалось, каждую ночь свет в окне графини горел еще долго после того, как весь замок погружался во тьму.