Светлячок и Соловей - Полевка

а не посторонние альфы. Джабаль поджал губы, не желая видеть свободных альф, но подумав немного, согласился с просьбой супруга. Серенити, просияв взором, сразу послал весточку Тигренку и Замиру, что их приглашают в общий шатер на ужин вместе с семьей.

В большом шатре хватило места всем. Омеги, сняв абая и шейлы, сверкали драгоценностями и прическами. Замир даже растерялся, когда увидел столько омег в шелковых платьях с открытыми лицами, как будто, так и должно быть. Взрослый альфа смутился, растерявшись, но Тигренок подтолкнул его в спину, чтобы он не задерживался в проходе, он-то был привычен к большим семейным посиделкам. Семьи трех эмиров частенько собирались вместе, чтобы приятно провести время. Это было очень необычно для консервативного Сабаха, когда альфы и омеги сидели не порознь, а все вместе. И дети бегали довольные тем, что есть столько места для игр. И столько взрослых, к которым можно забраться на руки и выклянчить сладости.

Серенити выпросил у оми Медвежонка и осторожно кормил маленького альфу, который смотрел на него с той серьезностью, что свойственна только младенцам. Джабаль даже потерял нить разговора, когда увидел, как красиво смотрится его супруг с младенцем на руках. Айюб, заметив, что его собеседник замер с приоткрытым ртом, проследил за его взглядом и, понятливо улыбнувшись, пересел к своему оми - мудрому Айдану. Он хотел поговорить с ним по поводу Бусинки. Айюб уже устал от докучливых женихов сына и надеялся, что мудрый оми придумает, как указать на дверь навязчивым женихам.

Вскоре с едой было покончено. Слуги убрали посуду и столики. Медвежонок попросился на руки оми, омежка Саида, устав от впечатлений, стал засыпать в объятиях отца, и на уговоры Айдана не поддавался. Бельчонок забрался на колени к Салаху и, удобно устроившись, со зловредной улыбочкой наблюдал за Серенити. А сам именинник, ужасно смущаясь, достал свой тар и запел песню на стихи Соловья:

Любовь — как море. Не боясь, плыви.

Спасет аллах достойного любви.

Какое счастье — жить самозабвенно!

С потоком страсти не борясь, плыви.

Молчи, рассудок! Отложи заботы —

Не пригодились доводы твои.

Мне, раненному в сердце, не помогут

Ни звезды, ни стихи, ни соловьи.

Любимая! Живу одним желаньем:

Твое лицо увидеть. Позови!

Откройся, тайна! Пьяному безумцу

Себя, мое сокровище, яви! *

Голос дрожал вначале, но Тигренок сел рядом и, зажав под мышкой маленький барабан, стал отбивать ритм, помогая сохранять темп. Серенити с благодарностью посмотрел на брата, и его голос сразу окреп. Когда песня закончилась, ему с удовольствием похлопали и похвалили исполнение. Серенити, приободрившись, исполнил вместе с Тигренком еще одну мелодию, а после этого наложники Джавада решили продемонстрировать свое мастерство.

Сам же именинник тихо сел возле мужа и был крайне задумчивым. Джабаль терялся, не зная, как его приободрить, на все вопросы любимый отвечал невпопад, и казалось, мыслями был очень далеко отсюда. И эта рассеянность единственное, что огорчало в этот вечер альфу. Он впервые за многие, бесконечно долгие годы почувствовал себя частью семьи. Джабаль забыл уже, каково это ощущать, что от тебя никто ничего не хочет и не ждет, что можно расслабиться и просто наслаждаться музыкой, разговорами с равными людьми. Что никто не заглядывает в глаза, ожидая одобрения или команды и можно просто говорить, без опасения, что в твоих словах будут искать тайный умысел или намек.

Как будто юность вернулась и рядом отец и омеги, которые заботились о нем, разговаривали с ним, просто как с человеком, а не с альфой, чьи желания они должны выполнять беспрекословно. Джабаль посмотрел на задумчивого супруга и подумал, что именно такая необычность и зацепила его в самом начале, заставляя приглядеться к омеге, когда ненаглядный запустил в дверь шкатулкой с драгоценностями вместо счастливого попискивания. И то, что он предпочел хлопоты с птенцом дорогим подаркам, а игрушечный зверинец понравился ему больше безупречных бриллиантов. По крайней мере, его глаза загорались всякий раз при виде новой фигурки, и он с восторгом оценивал красоту камня и филигранность работы, а вот любое кольцо старался побыстрее спрятать в шкатулку, забывая о нем раньше, чем захлопывалась крышка.

Айдан, как обычно, блистал и был центром всеобщего внимания. Он казался беззаботным, как ребенок, но в то же время знал бесконечное количество поговорок и занимательных историй. Рядом с ним, казалось, все становились немного детьми и были готовы слушать его рассказы хоть до утра. Но дети стали засыпать на руках омег, и Ясмин первым извинился и вышел, унося уснувшего малыша. Вместе с ним ушел Салах, унося в объятиях спящего Бельчонка. Омежка несколько раз пытался делать вид, что не спит, «кивая» сонной головой, но под конец не выдержал и, устроив голову на плече отца, заснул сидя.

Следом ушел Саид с семьей, унося сонное, белокурое очарование с зажатым в ладошке сухариком. Потом пришла очередь младшего альфочки. Ребенок не хотел ночевать в шатре, «как маленький», и Тигран пообещал Айюбу, что присмотрит за ним, когда они будут ночевать под звездами, «как настоящие альфы». А Хани успокоился только тогда, когда Тигренок шепотом пообещал, что уложит ребенка возле родительского шатра. И тот сам сможет приподнять край шатра и удостовериться, что с сыном все в порядке. Мансур попросил Тигренка присмотреть и за его сыном. Вскоре трое альф отправились на поиски подходящего места для ночлега, благо шатры Айюба и Мансура стояли рядом.

Последним уходил Джавад с сыном, супругом и наложниками. Замир выглядел расслабленным и мечтательным. Джабаль еще раз пожалел взрослого альфу, который так и не нашел свою половину души. Проводив последних гостей и проверив, чтобы слуги убрали со столов, он погасил свет в ненужных уже светильниках. В шатре оставался свет в комнате Айдана, и по тонкой шелковой перегородке скользили силуэты, не то омеги, не то его слуги, который неизменно был рядом с ним, как тень. А еще слабый свет ночника, который пробивался из его собственной спальни.

Джабаль откинул полог и вошел внутрь, он рассчитывал, что Абаль будет уже лежать в кровати и возможно даже спать, но вместо этого омега сидел на самом краю и прижимал к себе подушку, будто отгораживаясь от чего-то страшного.

- Что случилось? - Джабаль сделал шаг навстречу, но Абаль испуганно сжался. Альфа остановился и постарался взять себя в руки. - Кто тебя напугал? Почему ты еще не лег?

- Здесь нет стен, - Абаль, кусая губы, напряженно прислушивался.

Для Джабаля ночные звуки становища были привычны. Скрип песка под