Между решениями - Вэнди Джинджелл

не дал мне времени. Едва слышно прошептав что-то, Библиотекарь свернул на дорогу, и на мгновение это была не дорога, а зал, сложенный из камня, но каким-то образом живой, изгибающийся вокруг него в тени и свете, чтобы следовать за ним, куда бы он ни захотел.

Я мельком увидела его, а потом он исчез, но я не могла не напрячь зрение, чтобы ещё раз увидеть этот ровный, мирный коридор. Я ничего не увидела, даже ещё одного трепета Между: всё исчезло окончательно и бесповоротно.

Я глубоко вздохнула, задержала дыхание и отпустила его. Затем я посмотрела на книгу, которую он мне дал, и у меня снова перехватило дыхание — на этот раз так внезапно, что я чуть не подавилась. Я услышала, как Джин Ён направляется ко мне по дорожке, но теперь всё, что я могла видеть, — это книгу: увесистый экземпляр «Папы и Дэйва» в матерчатом переплёте, который покоробился от долгого пребывания на солнце и с большим выцветшим пятном внизу на корешке, где его однажды наполовину окунули в воду в ванне.

— Что это? — спросил Джин Ён, заглядывая мне через плечо. — Это, почему он дал её тебе?

— Без понятия, почему он дал её мне, — сказала я, чувствуя, как моё сердце покалывает то ли от страха, то ли от волнения. Это должен был быть страх, но я не могла не радоваться, потому что это была ещё одна часть моего прошлого, о которой я забыла. — И всё же это моё: моя книга. Она была у меня, когда я была ребёнком.

Я открыла обложку в матерчатом переплёте и быстро перелистала две страницы подряд, чувствуя под пальцами плотную и знакомую бумагу, в поисках того, что, как я знала, должно было там быть.

Никогда не пишите своё имя: оно может быть использовано как улика против вас.

Даже не ставьте свои инициалы.

Но вот оно, на титульном листе книги: мой единственный, крошечный акт бунта против родителей. На самом деле это была только половина бунта, но всё же.

Джин Ён, склонившись над моим плечом, дотронулся пальцем до букв, выведенных синей шариковой ручкой, и спросил:

— Nuguya?

— Оно моё, — сказала я, удивлённая тем, как легко и спокойно прозвучал мой голос. — Это моё имя.

Он захлопнул книгу с такой внезапностью, что я подпрыгнула, и забрал её у меня, сжимая пальцами обложку, как будто моё имя могло внезапно выскочить со страниц и сбежать.

— Откуда у него эта книга?

— Без понятия, — ответила я, и меня снова охватил холодок неуверенности. — Блин, откуда она у него? Он сказал, что он библиотекарь, но я могла бы поклясться, что эта книга всё ещё дома: она пролежала здесь много лет.

Взгляд Джин Ёна был отстранённым, хотя он и склонил голову набок, прислушиваясь.

— Ты читала её недавно? Когда ты её прочитала?

— Блин, — сказала я, уставившись на книгу. — Думаю, это ещё одна из тех вещей, о которых я забыла.

У меня промелькнуло смутное воспоминание, которое было не так уж трудно откопать теперь, когда я знала, как это делается. Я позволила ему выплеснуться наружу и снова почувствовала то смятение, которое испытала однажды, когда была намного младше и возвращалась домой из парка, когда дорога домой внезапно стала… не той дорогой домой. Первое, что я заметила, — это то, что дорога под моими ботинками стала липкой и пыталась замедлить моё движение. Поначалу я не слишком волновалась, потому что этого рывка было недостаточно, чтобы заставить меня думать, что оно активно пытается поглотить меня, в то время как я была убеждена, что на самом деле это зыбучий песок. Я не ожидала, что почтовые ящики начнут оживать, клацать челюстями и вытягиваться в мою сторону.

Ближайший из них попался мне первым, зеленая крышка стукнулась о бордовое основание, а язычок был очень похож на букву, только более пушистый.

— Ты — почтовый ящик, — строго сказала я ему. — Ты не можешь меня съесть.

Тогда я уже знала о Между — по крайней мере, знала достаточно, чтобы помнить, как им пользоваться. И тогда я вспомнила гораздо быстрее. Несмотря на то, что я каждый раз заставляла себя забывать, оказавшись в Между, я, казалось, смогла вспомнить, что это за вещи и как ими пользоваться.

Когда я была ребёнком, это было так. Оказывается, если приложить достаточно усилий, чтобы заставить себя забыть о смерти родителей, то можно заставить себя забыть и о многом другом. В этом был смысл того, как я смогла инстинктивно использовать Между, когда я впервые находила его снова: у меня был опыт и ментальные механизмы для этого. Мне просто не хватало реальных воспоминаний, которые сопровождали бы это.

И теперь, когда я вспомнила об этом, я вспомнила, что именно произошло с этой книгой. Она не упала в воду в ванне, а погрузилась в ручей, когда я переходила его вброд, спасаясь от преследователей, которые преследовали меня в тот день до дома. Я оставила её сушиться во внутреннем дворике, и, вероятно, она так и не вернулась в дом, хотя я не была уверена, когда именно она полностью исчезла с территории.

— Не бери в голову, — сказала я Джин Ёну. — Это ещё одно из тех запутанных воспоминаний, которые мне пришлось раскопать. Нам лучше пойти и показать её Зеро.

Только когда мы снова вошли внутрь, я увидела его: Меч Эрлингов, наполовину торчащий из подставки для зонтов, слишком острый и яркий, чтобы быть зонтиком, но недостаточно голубой, чтобы быть мечом.

Джин Ён зарычал и захлопнул дверь с такой силой, что дом содрогнулся, и что-то огромное пронеслось по всему дому, от ворот до последнего столба забора позади.

— Йоу, — возмущенно воскликнула я. — Дай мне знать, прежде чем делать что-то подобное!

— Это был не я, — сказал Джин Ён, оскалив зубы, и выражение его лица стало почти диким от напряжения. Его глаза всё ещё были прикованы к мечу, как будто он мог силой своего взгляда добиться от него понимания.

— Кто был этот чувак? — потребовала я. — Он сказал, что я могу называть его Библиотекарем, но ты не можешь сказать мне, что он просто библиотекарь. Только не тогда, когда он сделал это с мечом.

Я увидела, как неподдельный ужас отразился на лице Джин Ёна, когда он пришёл к выводу чуть быстрее, чем я.

— Хайион! — закричал он, такой бледный, каким я его ещё никогда не видела. Он вышел из транса и широкими, торопливыми шагами направился по коридору. — Хайион! Нас обнаружили! Хайион!

— Вот