Круги на воде - Сьюзен Виггз

Раньше она считала, что потеря семьи была самой невыносимой ее болью, но, оказалось, что новая боль еще сильнее.

Юлиана ускорила шаг. Уехать, как можно быстрее уехать отсюда и вырвать Лунакре из сердца, как занозу из кожи. Если она промедлит, то не сможет сделать того, что, как считала Юлиана, будет лучше для всех.

Она скакала в Лондон рядом с Ласло и еле сдерживала слезы. Но глаза ее были сухи, когда она появилась в огромном зале Хэмптон-корта[27]. Она также казалась внешне спокойной, когда принимала ванну с помощью дюжины суетливых горничных, присланных герцогиней Бедфорд.

Когда мажордом вел ее по продуваемым ветрами коридорам и гулким залам дворца, она следовала за ним в холодном молчании. Словно полуживая.

Юлиана вошла в тронный зал, где принимали только самых именитых гостей. Не обращая внимания на скептический шепот роскошно одетых советников и разряженных придворных дам, она прошла вперед и остановилась перед троном короля. Юлиане хотелось выцарапать им всем глаза. Но вместо этого она присела перед королем в грациозном реверансе.

Генрих был великолепен: при всех королевских регалиях, в собольей накидке, с тяжелыми золотыми цепями, с бриллиантами на каждом пальце, в одежде из тисненого шелка и вышитого батиста. Холодные лучи осеннего солнца проникали через окна в форме трилистника и создавали ему золотой ореол.

– Что за человек ваш муж, мадам? – строго заметил Генрих. – Почему он послал вас одну ко двору?

– Мой муж не получил вашего послания. Его получила я.

Любопытные-придворные тут же зашептались. Генрих сделал нетерпеливый жест рукой, подавая им знак удалиться.

– Глупцы, – пробормотал король, глядя на удаляющихся советников. – Они хотят, чтобы я снова женился.

Хотя Юлиана подозревала, что слова Генриха не предназначались для ее ушей, у нее вырвался вопрос:

– Кто? На ком?

Генрих отпил из стоящего рядом кубка.

– Весь этот мир. Все королевство. – Король взмахнул кубком и выплеснул вино на пол. – У Кромвеля на примете какая-то хорошенькая кобылка из Фландрии. Родственница герцога Клевского. Последовала пауза. Казалось, Генрих отбросил свои раздумья. Он остановил свой властный взгляд на Юлиане.

– Это очень глупо с вашей стороны явиться ко двору одной.

– Ваш приказ, – возразила она, – был бессердечен.

– С каких это пор считается, что король должен иметь сердце?

Юлиана рассмеялась бы, если бы не была так серьезна в тот момент.

– Я полагаю, что сердце необходимо всем благородным людям.

– Мне нужно, чтобы мои подданные мне повиновались, – вскричал король.

Она приняла взрыв гнева короля с каменным спокойствием, как будто Стивен лишил ее всех чувств, запер их в какой-то волшебной шкатулке и теперь сам будет ими пользоваться по своему усмотрению.

– Ваше величество, вы призвали Оливера де Лассе для службы при дворе. Почему?

– Я не должен отвечать ни на ваши вопросы, ни на чьи-либо еще. – Только сейчас Юлиана заметила, что король нервничает, его глаза постоянно обращались к боковой двери Тронного зала. – Уимберлей так долго прятал своего сына... Я не настаивал на его вызове ко двору.

– Тогда почему...

– Молчать! – Его рев наполнил эхом огромный зал. – До меня дошли слухи, что мальчик, Оливер, так, кажется, его зовут, выздоравливает.

– Не настолько, чтобы вынести...

– Наследник Уимберлея не может пользоваться особыми привилегиями. Если бы я разрешил, другие вельможи потребовали бы того же. Мальчик будет служить при дворе.

Из боковой двери раздался стук. К изумлению Юлианы, лицо короля побледнело.

– Подойдите, – тихо сказал король, голос его звучал покорно и даже почтительно.

В зал быстро вошел паж в бело-зеленой ливрее, за ним следовал человек в длинном совершенно черном одеянии. Врач.

Доктор прошептал что-то королю. Грудь Генриха начала вздыматься, и Юлиана почувствовала к нему сочувствие. Такой же страх и отчаяние она видела на лице Стивена, когда болел Оливер.

– Принц болен. Да? – прошептала она, когда врач удалился.

– Да, – король почти онемел от ужаса и стал похожим на обыкновенного человека.

– Ваше Величество, почему вы не пойдете к нему? Дети быстрее выздоравливают, когда рядом любящий родитель.

– Да? – Его черные глаза встретились с взглядом Юлианы.

– Я убедилась в этом, когда болел Оливер. Ему нужны были прикосновения нежных рук и близость любящего человека. Это необходимо каждому ребенку. – Юлиана прикусила губу, боясь напомнить королю о его любимой королеве Джейн. – Особенно ребенку, у которого нет матери.

Король поморщился.

– Вы говорите, что мне нужно приласкать принца Уэльского? Его апартаменты самые большие во всем королевстве, после моих, конечно. Вокруг него целая армия врачей. Няни, воспитатели, слуги...

– Но у него только один отец, Ваше Величество.

Какое-то мгновение. Генрих сидел неподвижно, словно статуя, и только золотые украшения поблескивали, когда грудь его возбужденно вздымалась. Затем он кивнул, схватил мясистой рукой колокольчик и позвонил.

– Вы, Романовы, такие шумные и дерзкие.

В то время как приближенные спешили помочь королю подняться с трона, Юлиана продолжала удивленно смотреть на Генриха.

– Когда, Ваше Величество, вы решили поверить, что я Романова?

Генрих недовольно заворчал, когда двое придворных подхватили его под руки, чтобы помочь ему встать на ноги. Его больная нога была перебинтована, и на одной штанине была видна большая выпуклость. Генрих осторожно опустил больную ногу па пол.

– Хэвлок рассказал нам и об этом. – Король ткнул пальцем в ее брошь. – Кромвель провел некоторые расследования и узнал, что это украшение и девиз на нем, действительно, принадлежат Романовым.

– Кровь, верность и честь, – произнесла Юлиана по-русски.

– И не только это, – заметил Генрих. – У меня для вас еще один сюрприз. Думаю, вы будете довольны. Я тоже был доволен. Кромвель! – закричал король и, прихрамывая, направился к двери.

Томас Кромвель тут же проскользнул в зал, как будто стоял в приемной и подслушивал под дверью.

– Проведите нашу гостью в сад у реки, – распорядился король.

Хотя Юлиана засыпала лорда-хранителя печати вопросами, она не получила определенного ответа. Он вывел ее через дверь, холодный ветер ударил им в лицо. Юлиана стояла на вершине холма, на склонах которого был разбит парк. Парк террасами спускался вниз к реке, во всех направлениях были проложены дорожки, по Темзе курсировали баржи и лихтеры[28].