Всего лишь любовь - Мари Соль

— Это твой папа завтрак готовил, — произносит с усмешкой.

— Па, ты это дело бросай! — улыбается Тоха.

Садится на стул «крендебобером». Витка тут же его осаждает:

— Антон, не сиди крендебобером! Позвоночник итак, твоё слабое место.

Спустя полчаса на Витале футболка и белые брюки.

Антон обувается:

— Ма, я у Сани зависну до вечера.

— До вечера? — хмурится Вита, взбрызнув духами свой хвост.

— Ага, — отзывается сын.

И, закинув рюкзак на плечо, подавляет зевок.

— Скворечник застегни, — бросаю, увидев, что именно он подзабыл.

Тоха хмыкает, тянет вверх ползунок на ширинке.

— Тёть Нина покормит, надеюсь? Смотри там, нормально поешь, — инструктирует Вита.

— Да понял я, ма, — машет Тоха рукой.

Мой рацион уже не волнует её! Нет вопросов о парах, об ужине. Поцелуя на выходе нет.

«При сыне могла бы сыграть», — размышляю с обидой.

И, заглянув в нашу спальню, нахожу на подушке нетронутый ею цветок…

Теперь у меня просто уйма свободного времени. Не знаю, куда его деть! А потому, отправляюсь в кафе «ВитаМила». В этот раз не иду туда, просто сижу по ту сторону улицы. Оставив свой Опель в ближайшем дворе, заручившись поддержкой огромного клёна.

Виталина внутри. Её «жук» припаркован к обочине. Красной Милкиной Мазды не видно. Интересно, а что теперь будет с кафе? Интересно и страшно! Ведь Вита вложила в него всю себя…

В какой-то момент к невысокому зданию подъезжает маршрутка. Надпись «Ключ» на двери не вызывает никаких ассоциаций. Может быть, двери решила сменить? Из кафе появляется Вита. Такая прозрачная, лёгкая, как ветерок! Заслоняя ладошкой глаза, подзывает к себе того парня, что вышел из микроавтобуса.

Они долго о чём-то беседуют, встав у витрины. Жестикулируют, глядя наверх. Чуть ниже «ключа», сфокусировав зрение, вижу надпись «Реклама под ключ». И сердце, как будто слегка успокоившись, начинает ровнее стучать. Значит, она не свернёт своё дело? Значит, будет работать и дальше? Я не простил бы себе, если бы Вита закрыла кафе.

Смартфон напряжённо жужжит. Артур Моложаев на проводе. Наверное, «вести с полей»?

Я беру себя в руки, бросаю:

— Алло!

— Борисыч, ты что ли? — в шутливой манере, присущей ему, отвечает коллега.

— А кому же тут быть, как ни мне? — усмехаюсь, раскинувшись, как падишах.

— Как жизнь молодая? — пытается он подготовить меня.

— Ты давай, ближе к делу, — говорю, продолжая следить за Виталей. Которая в данный момент принимает от парня буклет.

— В общем, чё за дела? Министерство прислало замену. Чердынцева знаешь? — произносит Артур.

Я тут же киваю, припомнив профессора лет шестидесяти с лишним. Он же вроде ушёл из науки? Ну, в смысле, учить перестал. Книжки умные пишет.

Вспоминаю, как на одной из областных конференций, Чердынцев меня убеждал, что «на грани». Мол, здоровье шалит! А студентов учить, нужны силы.

— Молодым дорогу, старикам — почёт? — отвечаю с усмешкой.

И тут же себе представляю, как заскучают мои первокурсники. Как затоскуют они от его монотонной манеры вещать.

— Этот старикашка ещё нас с тобой переживёт! — Вячеславыч смеётся.

— Слушай, Артур! — говорю, — А студенты не в курсе? Ну, Инесска им как объяснила, что меня сейчас нет?

— Так сказала, ты болен, — Артур усмехается, — Ребята твои подбегали ко мне. Мол, скажите нам, что с Константином Борисычем? Мы, мол, волнуемся, хотим навестить!

— Да ладно! Серьёзно? — в груди даже как-то теплеет от этого.

— Ну, а чего, я врать тебе буду? — Моложаев вздыхает, — А Моисеева, гидра трёхглавая эта, не ходит! Тоже видно решила больной притвориться, коза дереза!

— Ты давай там, учи молодняк! За меня и за этого парня, — напутствую друга, когда разговор прерывает звонок на урок.

Виталя нырнула обратно, в кафе. Я замёрз прохлаждаться в тени. Решаю взять кофе в ближайшем ко мне автомате и вернуться к машине. Не знаю… Бессмысленно ждать неизвестно чего.

Вспоминаю период, когда защищал кандидатскую. Точнее, когда защитил! Мы жили тогда на два дома с Виталей. Наш мир был так узок и мал! Несмотря на огромный кишащий людьми Петербург, мы жили в уютном дворе. Я считал его сердцем, не только своим, но и Питера.

Виталя дневала у нас, ночевала у мамы. А Майка была ещё слишком мала и пила молоко из груди. Было здорово! В обоих домах у нас были комнаты. Мы могли сплавить Майю моим и остаться у тёщи. Или оставить дочурку Анфисе, а самим укатить на природу, к друзьям.

Вита цедила свои «семядоли». Я смотрел и пытался лизнуть. А она прогоняла:

— Шумилов, да ты извращенец! Вот уж не знаю, чему ты научишь студентов?

— Как экономить ресурсы и жить рационально, — загибал пальцы левой руки, — Как делать правильный выбор, исходя из теории сравнительных издержек...

— Косенька, я прошу, замолчи! У меня молоко от твоей экономики скиснет!

Виталина всегда раздражалась, когда я пытался её поучать. Но, когда получил кандидата, сказала:

— Шумилов, я так горжусь тобой!

И это, пожалуй, был лучший момент в моей жизни. Не считая рождения Майки и Тохи! Все моменты безмерного счастья удивительным образом связаны с ней…

Я открываю глаза. Из глубокого сна вырывает навязчивый стук в лобовое стекло. Я в машине. Снаружи смеркается. Неужели, я спал целый день?

Некто взывает ко мне сквозь прозрачную толщу стекла. И вид у него не особенно интеллигентный!

Слегка приоткрыв боковое стекло, слышу голос:

— Братух, эй, братух! Выручай! Сыпани горстку мелочи? Будь другом, а? Трубы горят, понимаешь?

Я благодарен ему, что меня разбудил. Неизвестно, во сколько бы я сам соизволил проснуться. Потому, зачерпнув из кармана всю мелочь, считаю её. А потом, вместо этих копеек, сую в щель стекла пару сотен. Мужик просто счастлив! Едва не целует мой Опель в переднюю дверь.

Я делаю знак, чтобы он… выздоравливал. Завожусь и смотрю на часы. Обалдеть! Половина восьмого! В обычный день Виталина уже обрывала бы мой телефон. А теперь — ни звоночка. Вот как я нужен ей!

Пока еду, слегка привожу себя в чувство. Думаю, как оправдать этот поздний приезд.

Дома всё тихо. Вита смотрит на кухне сериал. Тоха в комнате, в мире компьютерных игр. Уж чего в лагере нет, это виртуальной реальности! И сынуля спешит наиграться на месяц вперёд.

— Вит, я на работе был. Обсуждал проект своей диссертации с коллегой, — бросаю, войдя.

Вита пьёт чай. Кладёт в ротик сушку. «Малышки», с ванилью. Она их любит сильнее, чем что-то ещё.

— Ты не обязан мне объяснять, — её голос звучит так спокойно.

— Обязан! — упорствую.

— Нет, — усмехается Вита.

Тут реклама кончается. Она прибавляет звук телевизора, намекая, что я