Тень Роксоланы - Айрат Севийорум

Красавица Махидевран, которую прозвали Гюльбахар – Весенняя Роза, не могла говорить. Уже несколько дней в горле стоял кислый комок, из-за которого все казалось отвратительно невкусным, сладости представлялись горькими, а слезы сами лились из глаз. Мустафа, маленький шахза-де, наследник османских правителей, раздражал вопросами.

– Мама, а почему ты плачешь? – все время спрашивал он и старался заглянуть в материнское лицо. – Мама, а мы пойдем гулять? Мама, а мы пойдем к папе?

Махидевран, видя в сыне черты его отца, начинала плакать еще горше, а предлагаемый им поход в султанские покои был совершенно невозможен. Ведь в этих покоях была ОНА. Женщина, посмевшая взойти на ложе султана. Посмевшая отодвинуть в сторону ее, красавицу Гюльбахар!

Служанки шептали в уши, что та, другая, совсем некрасива. Она даже толком не выучила еще турецкий язык и говорит с таким ужасным акцентом, так коверкает слова, что ее едва можно понять. Никто не понимает, как эта женщина смогла проникнуть в покои султана. Ведь она в гареме совсем недавно, она всего лишь джарийе, рабыня, подаренная султану. И вдруг она уже гюзде, наложница-фаворитка, и султан приказывает выделить ей отдельные покои! Да ведь эта тварь даже не беременна!

Махидевран ничего не понимала, и это вселяло в нее настоящий ужас. У Сулеймана были и другие женщины. Мустафа ведь не сразу стал наследником, ему предшествовали еще два брата, рожденные другими кадыр-эфенди, женами Сулеймана. Но они умерли от оспы. На все воля Аллаха! А Махидевран осталась единственной женой, матерью единственного наследника уже не шахзаде, а султана. Конечно, у султана должны быть еще дети, и у него будут еще женщины. Такова традиция, а Махидевран, хоть сердце ее и болело, не могла протестовать против правил, что складывались веками. Единственный наследник – это угроза для династии. Но то, что происходило сейчас, представлялось нарушением всех канонов. Тут уже речь шла не о традициях. Всей душою своей Махидевран ощутила дыхание зарождающейся любви султана. И эта любовь была обращена не к ней!

И вот она смотрит прямо на НЕЕ, на эту дрянь, посмевшую поднять глаза на султана. Действительно, невзрачная, вот только волосы огнем горят, в глаза бросаются, как солнечный луч поутру. А так… угловата и нескладна. Что нашел в ней Сулейман? А взгляд-то какой дерзкий! Этой дряни положено на колени вставать, край одежды кадыр-эфенди целовать, пресмыкаясь в почтении. А она что о себе возомнила?!

Ярость и страх бросили красавицу вперед, и щеку Настеньки обожгла хлесткая пощечина.

– Да за что же? – возмутилась Настенька. – Я ведь ничего не сделала!

– Не сметь пререкаться! – Голос Махидевран прерывался, гнев душил ее. – Не сметь!

Вторая пощечина сбила Настеньку с ног. Падая, она ударилась головой о мраморную чашу фонтана, и бабочка, что мирно сидела на прохладном камне, запорхала перед ее лицом.

– Какая красивая… – прошептала Настенька. Туман полотнищами поплыл перед ней, и привиделись ей болотистые низины в лесу, где так густо растет клюква, сладкая в зимние трескучие морозы. Настенька протянула руки к ярким красным ягодам. Таким красным, как богато шитый золотом длинный кафтан…

А Махидевран, потеряв разум от страха и гнева, все била и топтала бесчувственное уже тело девушки, пачкая в крови холеные пальцы, унизанные драгоценными перстнями, и изящные гаремные тапочки, расшитые мелким жемчугом.

Набежали аги и калфы, оттащили султаншу в сторону, поправили сбившуюся одежду, вручили госпожу ее служанкам, которые быстро повели Махидевран прочь, в ее комнаты. Не дай Аллах, занеможет султанша от излишнего волнения! И только тогда заметили Настеньку, окровавленную и неподвижную, лежавшую без чувств около фонтана. Сначала даже решили, что она мертва, но нет, девушка дышала.

Вновь поднялась суета, даже больше, чем прежде. Ведь в синяках и царапинах, почти что мертвая на каменных плитах Топкапы, лежала новая любимица султана. Тут уже остро пахло кровью, отрубленными головами, жуткими мучительствами. Султан не простит. И не потому, что так уж любит, нет. Просто это – оскорбление его власти. А это не прощается никому.

Но Аллах милостив к своим ничтожным слугам. Юная гюзде оказалась жива, только сильно избита. Правда, увидав ее лицо – в ссадинах, синяках и кровоподтеках, аги и калфы сначала начали прощаться с жизнью, но лекари утешили, сказали, что вскоре будет здорова рыжая непоседа.

* * *

У дверей, за которыми заседал Диван, как обычно столпился народ. Были тут и знатные жители Стамбула, пришедшие с прошениями к султану и визирям, были и иноземцы, явившиеся по торговым или военным делам. Сплетнями обменивались так же активно, как и на стамбульских рынках, с одним лишь отличием – здесь, среди каменной прохлады Топкапы, говорили тихо, стараясь, чтобы лишние уши не услышали неосторожных слов. Ведь не раз случалось, что прямо от этих дверей вели на казнь.

В этот день почти все шептались только об одном – о Махидевран Султан и неизвестной наложнице, в которую по слухам без памяти влюбился султан.

– Так вы говорите, что несравненная Гюльбахар устроила в гареме базарную драку? – изумленно переспросил венецианский посол.

– Вот именно! Об этом все говорят. – Мехмет-бей, имевший кое-какой коммерческий интерес с венецианскими купцами, склонился к уху посла и жарко зашептал: – Я знаю одного из дворцовых охранников, так вот он и рассказал. Говорит, была совершенно безобразная сцена. Гюльбахар сначала кричала, а потом начала избивать девушку. А девушка, по словам этого охранника, – ну совсем еще девчонка, нескладная такая, не особенно даже красивая.

– А за что же ее так? – Венецианский посол подвинулся поближе к бею. Перо на его бархатной шляпе заломилось, столкнувшись с чалмой Мехмет-бея.

– Гюльбахар всем говорит, что девушка была непочтительна к ней, болтала дерзости, отказывалась поклониться. В общем, обычные оправдания виноватой женщины. Но! – Бей важно поднял палец, показывая, что сейчас сообщит нечто удивительное, и посол насторожился. – В гареме думают, что все дело в султане. Понимаете, синьор, султан в последнее время что-то охладел к красавице Гюльбахар. А вот эта девушка, напротив, проводит все время в его покоях. Ей даже выделили комнату в покоях фавориток! И личную служанку. А ведь она в гареме совсем недавно.

– Так все дело в том, что у султана новая фаворитка? – Венецианец слегка прищурился, что было у него верным признаком напряженной работы мысли. Новости действительно были крайне интересными. – Говорите, уважаемый бей, Гюльбахар сильно избила девушку?

– Ва-ай! – всплеснул пухлыми ладошками Мехмет. – Не то слово! Говорят, на ней живого места нет. Сплошные синяки и ссадины.

– Ну, значит, она больше не будет привлекать внимание султана, – разочарованно вздохнул посол. Новость оказалась ничего не стоящей. Обычные гаремные сплетни. – Так и будет сидеть в своей комнате со служанкой да радоваться, когда в гарем принесут подарки для всех девушек. Ну и жалованье у нее будет повыше, чем у обычных служанок.