Свет твоих глаз - Соня Мишина

― Пока ничего. Нужна небольшая консультация. Потом как-нибудь расскажу, ― попытался соскользнуть с темы, и, на мое счастье, в этот момент затрезвонил домофон. ― Кто там? Тимофей или доктор Слепнев?

Ника слезла с моих колен, глянула на экран видеодомофона.

― Оба, ― отчиталась коротко и тут же оповестила гостей. ― Открываю.

…Доктор Слепнев осматривал меня недолго. Посветил в один глаз, в другой. Посопел и повздыхал многозначительно.

― И что? ― поторопил его Тимофей.

― Сетчатка отечная, воспаленная. Говорить об изменении границ скотомы пока рано. Будем отек снимать. Может, еще и отстроится что-то. Эдуард Евдокимович, в глазном у меня полежать не желаете? Палату отдельную обеспечим.

― А без больницы как-то можно?

― Если будете каждый день приезжать на процедуры ― можем попытаться амбулаторно… Правда, я намерен назначить вам инъекции в клетчатку позади глазного яблока, так что придется носить повязку на оба глаза.

Видеть жену я не мог, и даже не представлял, где она сейчас стоит или сидит, однако был уверен, что где-то рядом.

― Ника? ― окликнул ее.

― Я тут.

― Будешь возить меня на процедуры? Тебя это не затруднит?

― Буду. ― Ровно, спокойно, без заминки. ― Наверное, мне следует уволиться с работы…

― Не надо. Еще пару недель за свой счет тебе предоставят по моей личной просьбе.

― Спасибо.

Внезапно голос Вероники показался мне таким же сухим и деловитым, как мой собственный. Это оказалось неприятно. Отчего-то хотелось, чтобы Ника переживала, волновалась, сама предлагала помощь… Да, знаю: я ― махровый эгоист. Был, есть и буду. Бороться с этим почти невозможно.

― Лечение начнем завтра. Приезжайте часикам к одиннадцати утра. ― Доктор Слепнев убедился, что вопрос с госпитализацией закрыт, и принялся раздавать указания. ― А пока, Вероника, сделайте мужу повязку на глаза: он сейчас из-за отсутствия зрительного восприятия забывает моргать, а от этого роговица пересыхает.

― Все сделаем, ― вместо Вероники ответил брат. Логично: это он у нас мастер по бинтованию.

Повязку на глаза мне сообразили сразу же, как доктор Слепнев откланялся. Ника помогала Тимофею и заодно запоминала, как накладывать повязку.

Потом все втроем уселись за обеденный стол. Аппетита у меня не было, да и орудовать ложкой совсем уж вслепую я не привык. Пришлось придерживаться пальцами за ободок тарелки, чтобы понимать, где она вообще находится. Пронести ложку мимо рта, к счастью, не позволяли какие-то другие органы чувств, помимо глаз, так что и с крем-супом, и с ризотто я справился. Насколько аккуратно ― решил не уточнять. И без того на душе кошки даже не скребли ― гадили!

После обеда уехал Тимофей. Спасать меня необходимости уже не было, а ему следовало отдохнуть перед очередным дежурством.

Я снова устроился в гостиной на диване. Нащупал пульт, который всегда лежал на одном и том же месте. Послушал новости: за несколько дней болезни пропустил довольно много. Ника все это время молча хлопотала в кухонной зоне ― чем-то постукивала, что-то крошила, что-то варила.

― Такое чувство, жена, что ты не ужин на двоих, а праздничное застолье готовишь, ― понимая, что возится она дольше обычного, пошутил я.

― Так родители твои заехать собирались, проведать тебя.

― И почему я слышу об этом только сейчас? ― меня накрыло возмущением. Не успел ослепнуть ― уже все всё за меня решать собрались. И Ника туда же. ― Мое мнение что ― уже ничего не значит?! Я ― слепой, а не недееспособный!

― Эд! Ты что?! Я думала, ты рад будешь… ― в голосе Вероники послышались недоумение пополам с обидой.

Это я тут обижаться должен!

― Не надо за меня думать, Ника! Я родителям этого никогда не позволял, и тебе не разрешу! Хочешь знать, почему я не планировал сегодня родителей приглашать?

― Почему?.. ― тихо, со всхлипом.

― А ты представь, каким они меня увидят! С засаленными после болезни волосами, заросшего без бритья, с потресканными губами! ― я провел языком по запекшимся на губах корочкам. ― Мама Вика тут же ударится в слезы. Отец пойдет тайком курить, а потом так же тайком будет рассасывать валидол. Вот дня через три я смог бы предстать перед ними в куда более приличном виде!

― Я понимаю, ты так бережешь своих родителей, Эд… но их не обманешь. Пойми, им больно, что ты отгораживаешься, что не хочешь принимать ни помощь, ни поддержку! Это гораздо больнее, чем видеть тебя… таким.

― Думаешь? ― злость с шипением политого водой уголька захлебнулась и угасла у меня в груди. ― Я как-то не смотрел с такой стороны.

― Уверена. Хочешь, пойдем, я помою тебе голову и помогу переодеться в свежее. В душ тебе пока рано, но немного обтереть и освежить тебя ― можно.

― А ты уже закончила с ужином?

― Да. Только мясной пирог в духовке доходит, но мы успеем.

В результате я все же настоял, чтобы Ника помогла мне принять полноценный душ: надевать чистое белье на несвежее тело было противно.

Родители приехали как по расписанию: к семи. Скрыть от них повязку на глазах было невозможно, так что новость о том, что я окончательно потерял зрение, замолчать не удалось даже на время ужина.

Не знаю, чего это стоило отцу и маме Вике, но стенать и плакать надо мной они не стали. Поужинали, делясь своими новостями. Согласились, что я правильно поступил, уйдя с поста генерального директора. Расспросили о визите доктора Слепнева и его прогнозах.

После ужина Ника стала собираться на прогулку с Найджелом. Отец пошел вместе с ней, а мама Вика осталась со мной. Заодно взялась прибирать вместо Ники на кухне.

― Ты тут хозяйничаешь, как у себя дома, ― мимоходом заметил я.

― Так не первый раз, ― с легким вздохом отозвалась мама.

― В смысле? ― не понял я.

― С того вечера, как ты заболел, мы каждый вечер приезжали. Нике одной по вечерам гулять опасно. Найджел ― тот еще защитник. Так что папа с твоей женой на улицу шли, а я возле тебя оставалась, присматривала…

― Мама… ― протянул я с упреком. Потом подумал и добавил. ― Спасибо.

― Мы любим тебя, сын, что бы там себе не придумал. И гордимся тобой. ― Виктория подошла, обняла меня за плечи.

Я потерся щекой о ее щеку, погладил и