Когда мы были осколками - Акация Блэк

– Как ты провел день рождения? – не могу я не спросить.

– Сидел в самолете, – говорит он, пожимая плечом. – Я не люблю его отмечать, хотя Маттео и Андреа каждый раз настаивают.

Не спрашиваю почему. Чарли пропала через месяц после его дня рождения.

– Расскажи, как ты жил в Чикаго после школы.

Между его бровями появляется складка. Я разглаживаю ее пальцем и убираю прядку, спавшую ему на глаза. Лиам снова вздыхает.

– Привыкнуть было трудно. Мы с Маттео наломали немало дров. Родители его вообще не контролировали. Если так подумать, нам дико повезло, что мы оба все еще живы. Крестная сделала все, что было в ее силах, чтобы вытащить меня с той скользкой дорожки. Я всем ей обязан. Они с Софи – все, что у меня тогда было. Я знал, что она в меня влюблена, и пользовался этим. Я этим не горжусь. Нам обоим было ужасно плохо по совершенно разным причинам.

Его голос ломается.

– Ты ведь знаешь, что можешь поговорить со мной о ней?

Он снова откидывается на спину, трет рукой лицо.

– Хочешь правду? Я подонок, – заявляет он, устремив взгляд в небо. – Я вел себя как последний подонок что с тобой, что с ней. Я порчу все, к чему прикасаюсь, Луна. Тогда, после концерта, я наговорил ей ужасные вещи. Я знал, что она нестабильна, и все равно ее спровоцировал.

Он раздосадованно качает головой.

– Но теперь ей лучше?

– Да, доза таблеток, которых она наглоталась, оказалась несмертельной. Но стоит мне закрыть глаза, как я вижу…

– Чарли.

Он кивает. А когда наконец поворачивает голову ко мне, в его глазах стоят слезы.

– Я знаю, что ты думаешь. Софи – не Чарли, и я это понимаю. Я знаю, что она просто хочет привлечь мое внимание и наказать меня. Она избалованная нарциссичная дрянь, вот только я не смогу смотреть на себя в зеркало, если тот раз, когда я не прибегу, окажется фатальным.

У меня щемит в груди от того, какой тяжелый груз он несет на своих плечах.

– У тебя всегда было большое сердце, Лиам. Но не дай ее болезни отравить всю твою жизнь. Ты не можешь постоянно ее спасать, не теряя себя. Не можешь ни изменить людей, ни излечить их, если они сами этого не хотят. Не дай ее демонам тебя поглотить.

Он вздыхает так, будто мои слова принесли ему облегчение. Не знаю, кто делает первый шаг, но наши руки мягко соприкасаются, а потом его большой палец начинает гладить мои костяшки. В этом движении нет ничего чувственного. Он нежный, успокаивающий. Это просто я и он.

– Завтра она возвращается в Майами. Самое неприятное в том, что Оди винит меня в ее решении. Обвиняет в том, что меня не было рядом, что я думал только о тебе, хотя с тех пор, как семь лет назад я оказался в Чикаго, я всеми силами поддерживал ее дочь. Да, иногда моя поддержка оставляла желать лучшего, но я всегда был рядом. Она думала, что мы поженимся, и когда я сказал ей, что не влюблен в Софи, разочарование в ее глазах ранило меня сильнее, чем я ожидал.

– Вы встречались?

О, радость моя.

– Я никогда не был в нее влюблен. Это был просто секс, – пояснил он, твердо глядя мне в глаза, будто стремясь успокоить.

Но добивается обратного, потому что мне на язык так и просится вопрос.

– Софи была первой, с кем ты переспал?

Лиам опускает глаза, молча подтверждая мое предположение. Долгое время я думала, его первый раз был с Навсикаей, еще в школе, но он признался, что с ней у него ничего не было. Он хотел только меня. А я хотела только его. Жизнь отняла у нас и это.

– Расскажешь о своем первом разе?

Я сглатываю.

– Мне было девятнадцать, я училась на втором курсе. Его звали Аса, он обращался со мной как с королевой и душил меня своей любовью, хотя знал, что я никогда не отвечу взаимностью. Мое сердце будто… никак не могло выздороветь. Оно было разбито.

Но в итоге я переспала с ним, потому что, несмотря ни на что, я его обожала. А на следующий день бросила его без объяснения причин. Как я могла объяснить ему то, чего не понимала сама? Понимаю, что причинила ему боль, и, если подумать, я была на грани того, чтобы совершить ту же ошибку с Кельвином.

Решаю не рассказывать Лиаму, что плакала, пока все не закончилось. Когда он остановился, подумав, что причинил мне боль, я умоляла его продолжить. Мне тогда хотелось наконец стать такой же, как другие девушки в кампусе. Свободной, игривой, с полноценной сексуальной жизнью. Наконец-то я могла участвовать в разговорах с подругами. Мне нужно было знать, что секс может быть хорошим, нежным, уважительным. Я по глупости думала, что Аса «вылечит» меня, что все, что мне нужно сделать, – это почувствовать удовольствие хотя бы раз, и все вернется в норму – и в голове, и в теле. Откат был ужасен. Я ошибалась. И на следующей же неделе записалась на прием к психологу в кампусе. Работа с ним помогла мне облечь свою травму в слова.

На мгновение его губы приоткрываются, и мое сердце то ускоряется, то замедляется, когда он говорит:

– Мне из принципа хочется грохнуть того парня, но я рад, что твой первый раз был с мужчиной, который тебя любил.

«Это должен был быть ты», – думаю я, и внутренний голос подсказывает мне, что он знает об этом, потому что вдруг переплетает наши пальцы и прижимает их к груди.

– Расскажи мне, что было после моего отъезда, – выдыхает он.

– Первые несколько дней я не могла встать с постели. Папа не знал, что делать, чтобы мне стало легче. Я смотрела наши любимые сериалы и слушала наши любимые песни. Кэм и Трэвис по очереди оставались со мной на ночь. Мне все же удалось окончить школу. Мы с этими двумя неудачниками сняли квартиру в Нью-Йорке, а в один прекрасный день я проснулась, и мне стало немного легче дышать. Ты всегда был тут, – бормочу я, кладя руку себе на грудь, – но понемногу я стала думать о тебе без желания вырвать себе сердце. Научилась жить с теми решениями, которые приняла тогда… с тем, что бросила тебя, когда ты больше всего нуждался во мне. Не сразу, но я смогла.