Продам киску. Дорого - Ольга Райская

- Не знала, что память поправляют на пышной груди девичьей! – бушевала Прасковея. Впрочем, она на мгновение утихла, и приветливо улыбнулась мне. – Ступай пока к умывальнику, а я этому аспиду прошлое-то припомню, душу отведу, и кормить тебя буду.

И что тут скажешь? Влезешь в разговор – неудобно, не влезешь – неудобно вдвойне. Лункс спал и, кажется, неплохо себя чувствовал в отличие от меня, ибо я не хотела становиться центром семейных разборок. Самое время развести руками и сказать: «Ребята, давайте жить дружно».

- Тише, гром! – изловчился старец и поймал Прасковею в охапку. – Никого роднее тебя у меня с роду не было и уже не будет.

Он чмокнул женщину в щеку, и та зарделась, аки маков цвет, снова огрев мужа полотенцем, но уже беззлобно, для профилактики.

- Уйди, леший… Мне вон дитенка покормить надобно.

Прасковея вывернулась и пошла к печи, едва не приплясывая. Чувствовалось, что внимание Спаса женщине очень приятно.

- Кот, наверное, тоже голодный? – спросила я у деда, но ответила мне Прасковея, ловко орудуя ухватом.

- Ему считай сейчас акромя твоей магии и не нужно ничего, - сказала она, выставляя на стол один дымящийся горшок за другим.

- Нет у меня магии, - грустно ответила я.

- Как так? – удивилась хозяйка. – Коли не было бы, то и кот тебя не выбрал.

На столе появился темный каравай, деревянная плошка яблок, крынка молока и масла. Только после этого Прасковея сняла крышки с чугунков. В одном, по всей видимости, варилась полбяная каша с грибами и корешками разными, а в другом - томились щи.

В животе неприлично заурчало, а тошнота подкатила к горлу настолько сильная, что пришлось сделать пару вдохов.

- А ну марш за стол! – скомандовала женщина… нам.

Дедок развел руками, дескать, хочешь - не хочешь, а слушаться придется. Тут уж ничего не попишешь. Сел сам и усадил меня рядом, вручив деревянную ложку. Прасковея устроилась напротив и подала мужу хлеб и нож с длинным лезвием.

- Ты чьих будешь, девонька? – спросила она, пока старец отрезал толстые ароматные ломти.

- Я Маргарита, - снова представилась я, поскольку Спас этого не сделал.

- Ритта она, Ритта, - поправил волхв.

- Леди Маргарита, значит, - кивнула женщина.

- Ничего это не значит! В нашем мире никаких ледей нет. Вернее, есть в других странах, а у нас все господа, хотя иногда все еще товарищи.

- Господа… Товарищи… Странница всегда титул носит. А что из другого мира, так это сразу в глаза бросается. Ничего, все равно придется жить по нашим законам. Что уж тут поделать? Попала – зачерпывай полной ложкой, - вздохнула Прасковея и подвинула ко мне нарезанные ломти.

- Что зачерпывать? – спросила я, все еще не решаясь приступить к ужину.

- Это уж как повезет. И радости, и горести. Ты и сама скоро во всем разберешься, раз зверь тебе отозвался. А пока ешь, набирайся сил. После нам все расскажешь.

- Дай ты поесть девочке. Успеешь еще расспросить, - произнес Спас и, взяв хлеб, первым зачерпнул из чугунка щи.

Очевидно, здесь тарелок не подавали, а вся семья ела из одной посуды. Начинал же всегда хозяин, давая понять остальным, что еда нормальная и можно приступать.

- Ешь-ешь, - улыбнулась мне Прасковея. – Вон, сметанку мажь, чесночок бери, а я тебе пока молочка налью. Корову-то мы в лесу не держим, да наша Двурожка не хуже дает.

- Двурожка, - удивилась я. – Это какое-то животное?

Я рассудила так: если здесь есть лунксы, то могут быть и другие странные создания. Хотя… куры, утки и гуси показались мне вполне обычными.

- Животное, - рассмеялась хозяйка. – Коза наша, зовут ее так. У нее вторая пара рогов не отросла, вот Двурожкой и зовем.

- А что, обычно у коз четыре рога? – тихо спросила я, отчаянно беспокоясь за свой рассудок.

- Вообще-то, пять, - авторитетно заявил Спас. – Но уж коли не отросла вторая пара, то пятый и подавно не проклюнулся. Обычно они маленькие, на самом темечке, коронкой. А у нашей два, зато длинные, в рост пошли.

То есть, выходило, что по земным меркам Двурожка – коза обыкновенная, одна штука. И волхв с женой ее любят, а может еще и жалеют за дефективность. Все равно, что курица с одной лапой – яйца нести не мешает и ладно.

- Совсем ты гостью заговорил, старый! – шикнула Прасковея на мужа, словно не сама меня только что отвлекала вопросами.

Впрочем, мне и самой было все в диковинку. А уж сходство имени «Веренея» и «Вера» так и вовсе настораживало. Бабушку же в лесу нашли, без памяти, а дед тоже ее видел и память потерял, женился сразу. Я как-то подсчитывала месяца со дня свадьбы до рождения отца. И что-то у меня не сильно сходилось. Не выжил бы в глуши такой недоношенный ребенок, а баба Вера даже в роддом не ездила. Так в своей избушке и родила.

Это что же выходит… у меня здесь родственники найтись могут? Как там Спас сказал? Веренея Гардэн была невестой погибшего сына какого-то там герцога? Нет, уж. Лучше от всего этого держаться подальше. Бабушкин жених умер, сама она бежала без оглядки… От кого? Почему? Чертовщина какая-то!

Пока я размышляла, потянулась ложкой к чугунку со щами, а затем направила ее в рот и застонала:

- М-м-м-м-м…

- Обожглась, что ли? – всполошились хозяева.

Я замотала головой. Еда, конечно, была горячая, но стон вырвался сам собой – от наслаждения. Вкус насыщенного мясного бульона мешался с ароматом кореньев и трав, томленая квашенная капустка давала кислинку, а незнакомая крупа, очень напоминающая полбу, придавала похлебке густоты. В общем, это был такой фейерверк вкуса, что я наслаждалась каждым мгновением.

- Никогда такой вкуснятины не ела, - призналась я.

Прасковея зарделась, довольная похвалой.

- Вот-вот пироги доспеют. Ешь досыта, а уж потом и поговорим, - сказала она, подливая в глиняную кружку Двурожкиного молока.

Ели дружно. Переговаривались в основном Спас и его жена. Ну, как переговаривались… Скорее уж, переругивались и подтрунивали друг над другом. Сразу видно, что эти люди прожили вместе счастливую жизнь, имели много общих воспоминаний и радовались каждому дню.

Когда стол опустел, а Прасковея смела последние крошки, Спас посмотрел на меня и