Ты меня не помнишь - Марья Гриневская

— Привет, Вик. Прости, я задумалась — улыбаюсь, стараюсь выровнять дыхание и возвращаюсь к меню. Надо сделать заказ, непринужденно поговорить, и эффектно покинуть кафе. Только после этого я могу запереться в общаге и заново умирать от воспоминаний и боли. Это будет маленький перерыв, когда я смогу прийти в себя и выбрать точное место для удара. А после, если выживем, я приглашу тебя прогуляться по моему личному аду, Межницкий.

— Оль, давай закажу что-нибудь. Не против?

Снова слова Вика прерывают поток моих мыслей. Он перечисляет блюда из меню, попутно кривляясь, изображая насколько они могут быть отвратительны, и я начинаю смеяться. Тяжелые воспоминания отступают и прячутся где-то глубоко внутри меня, там темно и тихо, там память будет вечно хранить их.

Обедать приходится быстро. Вика ждет отец, а меня? Меня ждет комната в общежитии, где я буду обдумывать свой следующий шаг. Замечаю движение за столиком Межницкого. Уходят? Поворачиваю голову и сталкиваюсь с ледяным взглядом мужчины. Его спутница что-то показывает в телефоне, но он не смотрит и, как мне кажется, даже не слышит ее. Отвожу взгляд и с облегчением выдыхаю. Нельзя разочаровывать человека, надо уйти раньше и обязательно с Виком, не зря же Межницкий прожигает нас своим взглядом.

Вик принимает очередной звонок от отца и жестом просит официанта принести счет.

— Мне пора — слышу сожаление в его голосе — ты остаешься?

— Нет, я тоже поеду.

Вик небрежно бросает в кэшницу две пятитысячных купюры и захлопывает ее. Я не жду его и направляюсь к выходу. Чувство, что Межницкий может сейчас пойти за нами немного пугает. Ускоряюсь, но Вик догоняет, приобнимает меня за талию, и ведет к лифту. Я охотно подыгрываю, улыбаюсь и прижимаюсь к нему, всем своим видом показывая, что счастлива. Пусть все это видят, пусть это видит Межницкий.

Здание Сити-центра мы так и покидаем, в обнимку. Вик провожает меня до моей машины и обещает позвонить. Я киваю, говорить ничего не хочу. Мне придется использовать его и от этой мысли почему-то становится стыдно. Чтобы хоть как-то успокоить себя, даю обещание, сделать все, чтобы Вик не пострадал.

В общежитие приезжаю рано, комната снова пуста. Это хорошо, мне как раз нужна тишина, чтобы привести мысли в порядок и понять, как действовать дальше. Переодеваюсь в теплый костюм и иду на кухню. Все, что мне сейчас необходимо — кофе и информация, полная информация по фирме Межницкого. Собрать ее для меня может только один человек. Достаю из кармана телефон и нахожу нужный контакт.

— Здравствуй, Шевцов.

— Алекс?

— Узнал-таки. Я по делу, не пугайся. Мне нужна подробная информация на Строймод.инк. Особенно подробно должно быть об их текущих проектах, тендерах, обо всем, что для них важно и интересно в финансовом плане.

— Алекс, что за ерунду ты придумала.

— Работать хочу — озвучиваю первую пришедшую на ум версию, а Шевцов ржет в трубку как конь.

— Юмор — это хорошо, но ты же не думаешь, что я поверю и брошусь собирать информацию, да еще и в тайне от твоего отца?

— Думаю, Шевцов. Вернее уверена, что будешь — улыбаюсь и делаю большой глоток горячего напитка.

— Нет, Алекс — говорит грубо, как отрезает.

— Тогда придется на поклон к папочке идти. Ты не оставляешь мне выбора — театрально вздыхаю в трубку — Наденьке привет. Как она, кстати, все хорошо?

— Когда нужна информация?

Я знала, что он согласится. Надломленный голос Шевцова говорил только об одном: Наденька в порядке, и ради нее он готов на все.

— Вчера, дорогой мой муж, но завтра вечером тоже устроит.

Заканчиваю разговор и мысленно благодарю Наденьку только за факт ее существования. Не могу сказать, что питаю к ней теплые чувства. Знакомство у нас как-то не задалось. Еще бы, ведь знакомились мы когда Наденька лежала голой в постели с моим фиктивным мужем. Если быть совсем честной, не таким уж и фиктивным на тот момент. После клиники мы с Шевцовым изредка встречались и иногда занимались сексом. Получается, что он мне изменил и в теории я должна была страдать. Что там положено? Рыдать, предъявлять претензии, но мне не рыдалось. Мне было все равно. Я старательно прислушивалась к себе, тщетно пытаясь уловить хоть каплю ревности. Не было, ничего не было. Словно сломанный приемник, ровное шипение на всех волнах, как ни крути, как ни настраивай. Сижу на кухне и жду Щевцова, пока он выпроваживает Надю. Зачем? Наверное, чтобы поговорить, хоть что-то из положенного в таких ситуациях я должна сделать.

— Алекс, прости, что так…

— Ничего не говори, просто скажи зачем?

Шевцов молчит, но и так все понятно. Любит он ее, а я как сломанный приемник, пользы никакой, а выкинуть папенька не разрешает.

Поднимаю глаза и всматриваюсь в его лицо. Что им движет, страх перед отцом? Похоть? Жалось! В его глазах я жалкая, поломанная, выброшенная даже родным отцом за ненадобностью кукла. Меня пробирает смех, и я не сдерживаю себя. Хохочу, пока из глаз не начинают литься слезы. Шевцов пытается меня успокоить, мечется по кухне, хватается за телефон.

— Не надо — хватаю его за руку — не надо жалеть меня.

Он останавливается, садится на корточки и обхватывает мои колени.

— Давай попробуем все заново, Алекс. Я не думал, что все так…

— Никак все! — обрываю разговор — оставляем все как есть, Шевцов, но без встреч и секса. Отцу ничего не скажу, и ты будешь молчать. Не ради меня, ради Наденьки.

Встаю, обхожу сидящего на полу мужа и направляюсь к выходу. Мне надо развеяться, мне надо отмыться от этого мерзкого ощущения ущербности, и я еду в клуб. Впервые за восемь лет еду веселиться. Неужели со мной можно быть только из жалости? Я намерена это исправить немедленно, сегодня же.

Глава 8

— Оля, Оля, проснись!

Да, что же вы делаете! Разлепляю глаза только для того, чтобы рассмотреть того, кто меня так трясет.

— Хватит — скрипучий голос пугает даже меня — у меня сейчас голова оторвется!

— Проснулась! — орет мне прямо в ухо чей-то писклявый голос, а я сейчас полжизни готова отдать за то, чтобы все заткнулись и за стакан воды.

— Пить дайте и помолчите.