Три дня на расплату - Татьяна Исмайлова

Анна ожидала, что в редакции будет много людей, но, к удивлению ее, все кабинеты, кроме одного, пустовали.

— Валюша, ответственный секретарь, ждет меня. — Ольга распахнула дверь. — Располагайся в моем кабинете, подшивки вот в этом шкафу, а мне надо оговорить с Валей номер на среду, посмотреть, какие там еще дырки остались и чем их заткнуть.

Комплекты газет за каждый год были переплетены в толстый картон по полугодиям. Анна вытащила два увесистых тома, где были собраны газеты за второе полугодие 1996 года и за первое 1997-го. Она внимательно проглядела августовские выпуски — ни в одном из номеров не было даже упоминания о том, что банк «Гарант» приостановил свою деятельность. В сентябрьских номерах удалось обнаружить подборку читательских писем. Авторы все как один возмущались банковской системой. Но речь шла не о «Гаранте», а о Сбербанке, где зависли вклады граждан бывшего СССР. В редакционном комментарии читателей предупреждали о ненадежности вкладов в различные «Селенги», «Ростиславы», «Кредит-сервисы». Названия эти Анне были знакомы, подобные компании в те времена привлекали денежные средства под очень высокие проценты.

Ага, вот, но всего две строчки: «В редакции имеются сведения, что в банке «Гарант» тоже не все так благополучно, как может показаться на первый взгляд».

Анна посмотрела на дату выпуска газеты — 12 сентября. Никакого благополучия в это время уже не было! С 20 августа прекратились выплаты вкладчикам, а с 22-го — все операции с юридическими лицами. Толпы людей, осаждавших банк, сдерживала охрана. Многие, кто с раннего утра приходил на Пушкинскую, где располагался банк, еще верили объявлению на дверях, что в «Гаранте» ревизия до 1 сентября, приносим, мол, свои извинения. Телефоны звонили не переставая, их отключали, чтобы не отвечать на встревоженные вопросы вкладчиков. 1 сентября на дверях появилось новое объявление о том, что работа с вкладчиками будет возобновлена ровно через месяц по причине реорганизации банка.

Анастасии Терехиной, председателя совета директоров банка, в то время в городе не было. Вторую неделю она пропадала в Москве. С клиентами банка, теми, кому удавалось прорваться сквозь охрану или чудом дозвониться, работала в основном Клавдия, к тому времени она уже входила в совет директоров. В голосе ее звучали твердость и уверенность: у нас временные трудности с наличкой, убеждала она.

Про «временные» это она, конечно, врала: еще в августе вся наличка была вывезена из области. Тысячи счетов были аккумулированы в десяток-полтора и переведены в другие банки, в том числе и заграничные.

Стася играла с огнем. Не могла она не понимать, как опасна эта игра. Но Ращинский, который также был в совете директоров банка и возглавлял страховую компанию «Гарант-защита», уверил сестру, что продержаться надо до ноября, это крайний срок.

Ращинский не сомневался, что в октябре на губернаторских выборах победит его друг Аркадии Минеев. «Как только мы придем к власти, — говорил он, — деньги сразу же, буквально на второй день, будут возвращены в банк до копеечки. Никто не заинтересован, чтобы «Гарант» накрылся. Никто! И в первую очередь Минеев. Когда он станет губернатором, нам понадобится свой банк, мы переведем в него счета всей бюджетной сферы, сюда будут стекаться инвестиционные средства. «Гарант» станет мощным банком. Самым мощным в области!»

Стася поверила. Она любила риск. И, как кошка, была влюблена в Ращинского.

Как под гипнозом, сестра делала все, о чем просил ее любовник, подписывала бумаги и поручения, какие-то обязательства и счета, по которым огромные — миллиардные суммы уходили из банка. Оставался лишь резерв для неотложных расчетов по рублевым вкладам и валютным счетам.

Наблюдая за Клавдией, которая страшно нервничала после отъезда Стаси в Москву и постоянно теребила Ращинского, о чем-то секретничая вдвоем с ним за закрытыми дверями и что-то бурно обсуждая, Анна догадывалась, что не все благополучно с этим самым резервом и что отъезд Анастасии не входил в планы Ращинского и Клавдии.

Так оно и оказалось. Когда Стася вернулась из Москвы, она открылась Анне: деньги, которые предназначались для резерва, сестра разместила на личных — на себя и на Анну — счетах.

— Нам обеим хватит на всю оставшуюся жизнь, — сказала она. — Надо срочно уезжать отсюда. И вообще из этой страны. Прямо завтра.

Было в сестре что-то бесконечно потерянное, настолько не свойственное ей, всегда очень энергичной и уверенной в себе, что у Анны затосковала душа. Стася, не сняв плаща и только сбросив свои шикарные осенние сапоги на высоченном каблуке — была она в отличие от Анны невысокой, даже маленькой, — сидела за кухонным столом, неотрывно глядя в одну точку.

— Устала? — робко спросила ее Анна.

— Ты даже не представляешь как. Я думаю, Аня, Ращинский с Клавой меня подставили. И даже не думаю, я это знаю теперь точно. Конечно, на выборы, как они говорят, денег много потребуется, но я также знаю, что три миллиона долларов Коля, утаив это от меня, положил на хранение в банковские сейфы. По полмиллиона в шести банках. В Москве и Питере. Документы — на предъявителя.

Стася глубоко вздохнула, прерывистое рыдание прервало этот вздох, хотя глаза ее были сухи, а лицо по-прежнему отстраненным.