Последнее лето в Аркадии - Дайрдре Парселл

Поэтому я помолилась главным образом о своей семье. Особенно я всегда переживаю за Тома. Он вырос довольно странным парнем, загадкой, над которой бьются не только его учителя и одноклассники, но и мы с Джерри. Отчужденность Тома не раз становилась для нас всех проблемой. Например, в школе на просьбу классного руководителя что-нибудь сделать сын мог запросто ответить «нет», и никакая сила не могла заставить его изменить решение. Постепенно учителя сдались и предоставили Тома самому себе. Возможно, это было наилучшим выходом в данной ситуации, поскольку мальчишка тотчас начал приносить хорошие отметки.

Мой сын — необычный подросток. Любой другой на его месте мог возгордиться предоставленным ему учителями привилегированным положением, но только не Том. Одноклассники смотрели на него косо и не стремились завязывать близкие отношения, но и это Тому было все равно. Он не жаждал быть приглашенным на дни рождения, да и сам никогда не звал приятелей к себе домой. Отсутствие друзей совершенно его не расстраивало.

Школьный психолог поделился соображениями насчет моего мальчика. Он утверждал, что Тому необходимо личное пространство, в которое не допускается никто, кроме близких ему людей. Психолог ошибался. Близким людям там тоже не было места.

Сын частенько загорался какой-нибудь идеей, которая на время поглощала все его мысли. Например, он мог начать есть только зеленые продукты, накладывать себе целую гору шпината с фасолью, позабыв о хлебе и мясе. Затем резко переключался исключительно на рис и ростки сои. Увлечения не длились долго и касались также одежды или музыки.

Многие годы я всячески оберегала право сына на собственное мнение, защищала его в кругу друзей и перед отцом, дедом Тома. Отец порой говаривал, что внуку нужно хорошенько всыпать и все сразу изменится. Он полагал, что Том просто чрезмерно избалован. Слава Богу, мой отец живет далековато от «Аркадии» и не может применить свой воспитательный метод на практике. Джерри тоже имел свое мнение насчет Тома — к счастью, не столь радикальное.

Впрочем, по большей части я отмалчиваюсь, когда заходит речь об эгоизме сына. Я не из тех, кто может подолгу отстаивать свое мнение вслух. Однако даже мне порой кажется, что поведение Тома переходит всяческие границы. Иногда появляется желание просто его придушить, но всякий раз я смягчаюсь, видя, как Том хмурит брови и почесывает затылок — точь-в-точь как покойный Майкл. У него даже волоски на шее растут в том же направлении.

Я вернулась на террасу. Далеко в море длинная плоская грузовая баржа выпустила вверх черную струю дыма, похожую на воздетый к небу указующий перст. На окраине портовой зоны какой-то мужчина пристраивал треногу мольберта. Я оперлась о парапет и запрокинула назад голову, подставляя лицо теплым солнечным лучам. Два глубоких вдоха, чтобы стереть из памяти недавнюю стычку с мужем. Сердце гулко постукивало в груди.

Здешний воздух был пропитан незнакомыми ароматами и наполнен мириадами звуков. «Аркадия» тоже находится на побережье, но там совсем иные запахи и звуки. Тут дом сочился ароматом старого камня, с горных склонов текло благоухание разогретого солнцем винограда и рыхлой земли. Сюда же вплетался тонкий оттенок лаванды и примулы, что цвели за коттеджем. Я даже различала дикий чеснок, хотя этот запах мог доноситься из небольшого ресторанчика в нескольких сотнях футов от меня.

Звуки тоже были порождены неспешной жизнью это местечка. Гудки судов, еле уловимый шорох прибоя, шелест травы и листьев, отдаленный, полный восторга собачий лай. Над морем носились чайки, мелкие пичуги терялись в зеленых зарослях. Изредка раздавался сигнал проезжающей по горной дороге машины. Я отношусь к тому разряду людей, которые живут ощущениями. Привычка к одиночеству развила во мне внимание к мелочам, поэтому я всегда могла вычленить из общей какофонии отдельные инструментальные партии. Я научилась слышать даже то, как дышит сырая земля, сбрасывая весной грязный снежный наст.

В кустах, перекрикивая друг друга, чирикали воробьи и малиновки, в поле возбужденно трещали сороки, на крыше ворковали голуби, и кто-то нежно щебетал в кроне дерева на соседнем участке. В Хауте чаще всего слышатся вопли чаек, дерущихся в воздухе над водой. Птичий хор Коллиура был куда разнообразнее и многочисленнее.

Понравилось бы здесь Майклу? Наверное, нет. Слишком чудненько, слишком сладко. Почти приторно.