Мой бесполезный жених оказался притворщиком - Нита Павлова

— Единственный пришвартованный на пристани парсийский корабль? Размещенные на столбах объявления?

— Какие еще объявления?

Впрочем, на столбах и правда висело множество объявлений. На пристани я лишь бегло скользнула по ним взглядом, а теперь вчиталась:

НАЙМУ ПОХИТИТЕЛЕЙ!

ДОРОГО!

ЛЕГКАЯ РАБОТА!

НЕ ДАЙТЕ РАЗЛУЧНИЦЕ ВСТАТЬ НА ПУТИ У ЛЮБЯЩИХ СЕРДЕЦ!

ПО ВСЕМ ВОПРОСАМ ОБРАЩАТЬСЯ В УСАДЬБУ ГОСПОД ЛИСИЦЫНЫХ К ГОСПОЖЕ МАЛЬВЕ МИРОНОВНЕ.

Ладно, я впервые в жизни видела кого-то настолько недалекого. Не хотела ли госпожа Мальва Мироновна сразу сдаться властям?

— И, конечно, из-за этого, — добавил Лукьян.

На его ладони лежал крохотный серебряный язычок и подвявший цветок, который, пусть в нем и было что-то знакомое, я, несмотря на свои богатые познания во флористике, не узнавала.

Так что без сомнения, это тоже была какая-то волшебная трава.

— Что это? Ещё один контролер разума?

— Почти. Это мрачный молочай. Выглядит практически как обычный, но имеет переменчивый алый цвет…

— Он не алый. Скорее пурпурный.

Лукьян ненадолго замолчал внимательно посмотрев мне в глаза. Если бы я точно не знала, что это не так, я бы решила, что именно мои глаза он и изучает. Но зачем? Ничего примечательного, кроме мешков от недосыпа, там найтись не могло.

— Пусть будет пурпурный, хотя я вижу его иначе. Так вот, выглядит как цветок, а на деле представляет собой воплощение способности к созданию и управлению иллюзиями, которыми славятся как раз Лисицыны и многие дружественные им семьи. И он такой не единственный, есть еще плачущая роза. Тоже красного цвета, так что не удивительно, что они встречаются по всему городу, а никто и внимания не обратил. Очень легко спутать с настоящими, а традиции Святой ночи полностью оправдывают их присутствие на улицах. Но зачем украшать ими пустующие коридоры гостиницы вроде этой?

Лукьян потряс цветком, приложив чуть больше силы, и тот сверкающей пыльцой растворился в воздухе.

Цветы, создающие иллюзии и влияющие на сознание.

Слухи, распространившиеся по городу как лесной пожар.

Письма, написанные рукой Акулины Андреевны, но совсем не в ее стиле.

Парсийцы, взявшиеся за столь очевидно преступный заказ и не потрудившиеся даже спрятаться, все это время оставаясь на видном месте, словно специально притягивая к себе взгляды.

И все это ради какого-то брака?

— Почему тогда чары не действуют на нас?

— Мы принадлежим другому времени. Помнишь, что я говорил о хроночарах? Мы не можем ни на что здесь повлиять, стоит только семидесяти двум часам истечь, как паучиха воскреснет, гостиница примет свой первозданный вид, а Емелья Флорианский никогда не вспомнит о том, как разговаривал с нами.

— Это удручает.

И совсем не объясняет, почему внушение не подействовало на Емельяна Флорианского.

Скорее всего все дело было в родовой сопротивляемости Флорианских к ядам. Организм Емельяна воспринимал чары, меняющие сознание, как яд, и защищал хозяина.

Какой огромный просчет.

— Это помогает вселенной не схлопываться при подобных путешествиях. Также ничто здесь не может повлиять на нас. Неважно, что произойдет с нами здесь, когда временной цикл замкнется, мы вернемся в свое время в том же виде и состоянии, в котором покинули его.

Я вздохнула.

Да уж.

Ничего особенно веселого в этом не было.

— То есть твой цилиндр сгорел не на совсем? — уточнила я. — Печально.

— Нормальный цилиндр.

— …

— Да что с ним не так?

* * *

У нас был целый день для того, чтобы убедиться в том, что оделись мы все-таки не по моде и срочно переодеться.

— Тут полно воришек, нужно постоянно следить за деньгами.

— Какое облегчение, что у нас их нет.

— Почему нет?

— Почему эта книга все еще цела?!

Насладиться фестивальной ярмаркой.

— Дафна, подойди сюда, какое стекло ты хочешь, зеленое или голубое?

Пока Лукьян разглядывал витрину, я разглядывала его. У него было на удивление умиротворенное, веселое выражение лица. Он улыбался больше глазами, чем губами, но чувство радости прослеживалось в этом выражении совершенно ясно.

— Я хочу желтое, — наконец сказала я.

— Какое? — он, кажется, растерялся.

— Жёлтое. У них же есть желтые стекла?

— Да.

И подтвердить свои догадки.

— Так вы лично видели когда-нибудь этого парсийца?

— Да…

— …высокий брюнет!

— …коренастый блондин!

— …рыженький такой, очень щуплый!

— И мы совершенно точно видели, как они вместе садились на его корабль!

* * *

Именно так некоторое время спустя мы оказались на церемонии бракосочетания Флорианского Емельяна Елисеевича, гости ещё не успели собраться, а он уже попытался сбежать, прикинувшись азарским послом, сломать себе руку и ногу (по сравнению со сломанной жизнью это была небольшая жертва), подкупить жреца (к несчастью сторона невесты опередила его) и даже убедить кого-то из гостей, что тому всегда до безумия нравилась невеста (бедняга свято поверил в то, что ему надо встать и заявить о своем несогласии с заключением подобного брака, вот только он слишком заметно читал свои слова по бумажке, пока Емельян активно жестикулировал, руководя процессом), и Лисицыной Дорофеи Алексеевны, которая судя по ее нервно бегающему взгляду тоже не горела желанием здесь находиться. Платье было ей великовато, прическа совершенно не шла, а пристальные взгляды гостей, должно быть, заставляли ее задыхаться.

Интересно, знала ли она сколько сил ее мать приложила к тому, чтобы все это устроить? Смогла бы она радоваться тому, что ее мечта стала реальной, пусть даже у щуки, которая исполнила желание, вся пасть была вымазана в крови?

Огромный бюст Луланы оказывал на присутствующих ощутимое давление, гости пыхтели от возмущения, потому что всякий раз, когда церемония должна была вот-вот начаться случалась какая-нибудь ерунда, а у меня — слезились глаза.

— Это не такая уж и редкость, — утешающим тоном сказал Лукьян. — Не всякая история любви имеет счастливый финал.

Я громко шмыгнула носом.

— По крайней мере мы точно знаем, что преступник не уйдет от наказания. Ну или не каждый. А это уже здорово.

Слезы никак не хотели останавливаться.

— Дафна, мы тут даже никого не знаем, не плачь.

— Лукьян.

— Да?

— Я почти уверена, что это аллергия.

Хотя это было для меня не характерно. Со всевозможными аллергиями вечно мучилась Евжена, для того, чтобы нокаутировать ее, в нее достаточно было бы бросить кота. У меня же ничего такого не наблюдалось. Но, может, дело было как раз в том, что цветы в композициях не были обычными.

Все тот же мрачный молочай.

— А вот и плачущая роза, — отметил Лукьян, когда по проходам стали разбрасывать лепестки.

И, прежде сосредоточенная исключительно на своей внезапно проснувшейся непереносимости свадеб, теперь я во все глаза смотрела на эти тонкие, мелкие лепестки роз, которые от привычных